РУССКАЯ СИМФОНИЯ

ВЛАДИМИР  КРЕСТИТЕЛЬ

НАКАНУНЕ КРЕЩЕНИЯ Руси и образования единой Киевской державы славянское язычество достигло наивысшей точки своего развития. В течение IX-X веков, при Игоре, Святославе и Влади­мире, кровавый культ Перуна стал государственной религией Руси. Язычество крепло и развивалось. Даже название князя — "Владимир-Солнце" (переиначенное потом христианами в ласко­вое "Красно Солнышко") уводит нас в седую древность к скиф­ским, дославянским культам мифического Кола-Ксая, Царя-Солнца, почитавшегося кочевниками в качестве своего первого властителя.

Религиозная самобытность рассматривалась князьями как основа государственной независимости, как форма и средство сохранения политической самостоятельности. Причем языче­ские гонения на зарождавшееся христианство проявлядись не только в грубой форме мучений и уничтожения православных церквей, но и более тонко, изощренно — в попытках противопо­ставить цельному церковному мировоззрению столь же цельное антихристианское видение мира. Дьявол — этот лукавый подра­жатель истины, по словам святых отцов, действует хитростью там, где не взять силой.

Христианское откровение о Пресвятой Троице — Боге едином в существе и троичном в Лицах, язычество переиначивало по-своему, вводя в официальный пантеон Стрибога (он же Сварог, то есть небесный) как "бога-отца", Даждьбога как "бога сына" небесного Сварога и Семаргла, крылатое божество как "бога свя­того духа". Пресвятой Богородице противопоставлялась Макошь — богиня плодородия. И надо всем этим царил кровожадный Перун — бог грома и грозы, покровитель воинов и князей. Его помощи приписывал Владимир свой успех в междоусобной рас­пре, возникшей между братьями Святославичами после смерти отца и окончившейся воцарением Владимира.

После смерти Святослава Ярополк княжил в Киеве, Олег у древлян, а Владимир в Новгороде. Олег вскоре умер, и его владе­ния отошли Ярополку. Изгнанный братом Владимир бежал к варягам, через два года вернулся в Новгород с варяжской дружи­ной, взял город, занятый было наместниками Ярополка, и объ­явил, что будет вести войну за великое княжение. Начал он с того, что отобрал у брата невесту, Рогнеду, дочь полоцкого конунга Рогволода. Владимир взял Полоцк, умертвил Рогволода и двух его сыновей, а Рогнеду сделал своей наложницей-женой (помимо многочисленных наложниц, которых он содержал — подобно восточным владыкам-мусульманам). После этого будущий бла­говерный святой князь, а в ту пору ярый язычник, двинулся к Киеву, осадил его, склонил киевского воеводу к измене, выманил к себе брата Ярополка и убил.

Таким образом, к 980 году Владимир с помощью варяжской дружины и злодейского братоубийства овладел Киевским госу­дарством. Отправив буйных варягов, требовавших слишком мно­гого, в Византию, князь одновременно уведомил императора письмом, что оставлять их на службе в столице опасно, а надо разослать малыми отрядами по дальним городам и ни в коем случае не допускать обратно в Россию. Император, не желая портить отношений с воинственным соседом, прислушался к совету. Таким образом, Владимир окончательно утвердил в Киеве свою власть.

Далее, говоря словами Карамзина, он "изъявил отменное усер­дие к богам языческим". Отвоевав в 981 году Червенские города (Перемышль и другие), ранее захваченные Польшей, совершив успешные походы против вятичей (981-982), ятвягов (983), ра­димичей (984) и камских болгар (985), князь возжелал воздать почести благосклонным "богам", покровительствовавшим его дружине в деле объединения страны. "И постави кумиры на холме вне двора теремного, — говорит летописец, — Перуна деревяна, а главу его серебряну, а ус злат, и Хорса, и Даждьбога, и Стрибога, и Семаргла, и Макошь. И приносил им жертвы, называя их богами. И привождали сынов своих и дщерей и служили бесам и оскверняли землю требами своими" (14).

Земля осквернялась не только животной жертвенной кровью. "Боги" требовали и человеческих жертв. В 983 году жребий быть принесенным в жертву идолам пал на юного Иоанна, сына пра­вославного варяга Феодора. Отец отказался выдать его язычни­кам, сказав: "Если ваши боги всемогущи, пусть сами придут и попробуют взять сына у меня!" Разъяренная толпа умертвила Феодора и Иоанна в собственном доме, на месте которого впо­следствии обратившийся Владимир воздвиг первую созданную им церковь — во имя Успения Пресвятой Богородицы. (Она получила название Десятинной, так как благочестивый князь давал на ее содержание десятую часть своих доходов) (15).

Личное обращение Владимира как бы прообразует изменения, ожидавшие по крещению и соборную душу народа. Обращение — всегда тайна. Невидимо, неуловимо, неощутимо касается Гос­подь человеческой души, сокрушая узы греховного ослепления. Никто, даже сам прозревший, не в силах понять и рассказать, как наступило прозрение. Всемогущий Бог, милосердствуя о своем погибающем творении, властно действует в человеке, вра­чуя и вразумляя, воссоздавая Свой оскверненный образ столь же непостижимым действием, как и самое действие создания его. Лишь очень приблизительно может проследить за обращением внешний наблюдатель.

Во время приверженности язычеству буйная натура князя безоглядно отдавалась порывам самых разрушительных страс­тей. Публичное насилие над пленной княжной Рогнедой, преда­тельское убийство брата Ярополка, участие в человеческих жерт­воприношениях, необузданная похоть, для удовлетворения кото­рой Владимир содержал в трех гаремах 800 наложниц — вот далеко не полный перечень, позволяющий судить о его характере.

Тем разительнее перемена, произведенная в князе креще­нием. Преподобный Нестор-летописец указывает, что еще до обращения ему было какое-то видение, не уточняя и не раскры­вая, какое именно. Внутренняя духовная причина перемен, про­исшедших с Владимиром, осталась тайной его души, скрытой от любопытных взоров потомков. Между тем, по воле Божией, сами внешние события вели князя к ближайшему соприкосно­вению с православной верой и церковью. Греческие императоры македонской династии, занимавшей в то время престол Византии — Константин и Василий — обрати­лись к Владимиру с просьбой. Им была необходима военная помощь русских дружин, чтобы подавить бунт своего мятежного воеводы Фоки. Князь согласился помочь, но поставил условие, для империи неслыханное — руку сестры императоров, царевны Анны. Блестящая Византия никогда не отдавала своих царевен в жены варварам — и лишь безвыходная ситуация заставила Кон­стантина и Василия согласиться с условием дерзкого руса. Впро­чем, выполнять договоренность они не спешили, особенно после того, как русский отряд помог разгромить легионы Фоки.

Возмущенный Владимир взял Корсунь — важнейший опор­ный пункт Византии в Причерноморье — и повторно потребовал Анну в жены. С великой неохотой империя уступила — и царевна отправилась в варварскую Скифию как в тюрьму, не забыв, конечно, взять духовенство и прихватив церковную утварь. Для православного взгляда последовательность этих событий являет собой сплошную цепь чудес.

Владимир трижды собирался принять крещение. Первый раз, выслушав проповедников, каждый из которых склонял его в свою веру, князь решил отправить посольство в мусульманские и христианские страны, дабы на месте выяснить, какая вера лучше. "Избраша мужи добры и смыслены", он поручил им "испытати гораздо... како служит Богу" каждый из народов, приславших своего проповедника. Вернувшись, послы рассказали князю, что ни мусульманство, ни католичество им не приглянулись — "пришедше, видеша скверныя их дела". Иное дело православие: "приидохом же в греки... не вемы на небе ли есмы были, или на земле... и есть служба их паче всех стран".

Рассудивши дело, княжеские советники-бояре решили, что креститься стоит, говоря Владимиру, что если бы плох был закон греческий, бабка его Ольга "яже бе мудрейши всех людей", не стала бы православной. И князь, наконец, решился: "Отвещав же, — Володимер рече, — идем, крещенье примем". Но эта внешняя решимость, не подкрепленная живым церковным опытом, ока­залась недолговечной — он так и остался язычником.

Второй раз Владимир собрался креститься, когда на требова­ние отдать ему в жены Анну императоры ответили так: "Не пристало христианам отдавать жен за язычников. Если кре­стишься, то и ее получишь, и царство небесное восприимешь, и с нами единоверен будешь. Если же не сделаешь этого, то не сможем выдать сестру за тебя".

"Услышав это, — говорит летописец, — сказал Владимир по­сланным к нему от царей: "Скажите царям вашим так: я крещусь, ибо еще прежде испытал закон ваш и люба мне вера ваша и богослужение, о котором рассказали мне посланные нами мужи". Но и в этот раз князю было не суждено принять святое крещение. Видно, Богу было не угодно, чтобы просвещение Руси имело в своем основании брачные расчеты. Владимир затеял с импера­торами спор, что должно состояться в первую очередь — креще­ние или приезд невесты. Время шло, а уступать никто не хотел.

Тогда князь осадил Корсунь. Взять хорошо укрепленный го­род было почти невозможно, но... "некий муж корсунянин, име­нем Анастас, пустил стрелу, так написав на ней: "Перекопай и перейми воду, идет она по трубам из колодцев, которые за тобою с востока". Владимир же, услышав об этом, посмотрел на небо и сказал: "Если сбудется — крещусь!" И тотчас повелел копать наперерез трубам и перенял воду. Люди изнемогли от жажды и сдались", — свидетельствует летопись.

Лишившись Корсуни, Василий и Константин вынуждены были выполнить свое обещание и отправили, наконец, сестру Анну, с пресвитерами и сановниками, к Владимиру.

Ожидавший в Корсуни прибытия невесты Владимир внезапно заболел глазной болезнью, завершившейся полной слепотой. Прибывшая Анна в который раз потребовала его крещения, без чего не могло быть и речи о браке. Князь согласился, и в момент совершения Таинства в купели — прозрел. Излечение телесное сопровождалось и благодатной душевной переменой, плоды ко­торой не замедлили сказаться.

В 988 году князь Владимир возвратился в Киев совсем не таким, каким он покинул город, отправляясь в поход. Совершен­но изменилась его нравственная жизнь. Он распустил свои гаре­мы; Рогнеде, своей первой жене, послал сказать: "Я теперь хри­стианин и должен иметь одну жену; ты же, если хочешь, выбери себе мужа между боярами". Замечателен ответ Рогнеды: "Я при­родная княжна, — велела она передать Владимиру. — Ужели тебе одному дорого царствие небесное? И я хочу быть невестой Хри­стовою". С именем Анастасии княжна постриглась и кончила свои дни смиренной монашкой в одной из обителей. Так креще­ние Владимира отозвалось благодатной переменой и среди лю­дей, его окружавших. Русь уже знала властителей-христиан. Бабка князя — святая равноапостольная Ольга долгие годы правила страной: сперва по малолетству сына, потом ввиду его постоянных военных отлучек. Ее личная приверженность православию, однако, никак не сказа­лась на народе в целом. Естественно было ожидать такого же поведения и от князя Владимира, тем более, что государство, которым он правил, созданию которого отдал столько сил, имело язычество в своей основе как связующее и объединяющее госу­дарственное начало. Покуситься на него значило наверняка раз­рушить Киевскую державу, отдав ее во власть религиозных смут и племенных противоречий.

Однако святой князь руководствовался не политическим рас­четом, но благодатным внушением Божиим. Вернувшись в Киев, он велел жителям города собраться на берегу Днепра, подкрепив призыв всем весом своей княжеской власти: "Кто не придет, тот не друг мне!" И когда горожане собрались, на глазах обомлевшей толпы были сокрушены идолы. Деревянные статуи "богов" руби­ли и жгли, а среброголового Перуна по княжескому повелению сначала привязали к хвосту коня и поволокли с горы (в то время, как двенадцать специально назначенных человек колотили его палками), а затем сбросили в реку.

И... вместо неминуемого, казалось бы, всеобщего мятежа про­изошло всеобщее Крещение, которое святой Владимир предва­рил своей горячей молитвой. "Боже, сотворивший небо и землю, — молился прозревший князь, — призри на новые люди сии и даждь им, Господи, познать Тебя, истинного Бога, как уже позна­ли страны христианские, утверди веру в них правую и несовратимую, а мне помоги, Господи, на супротивного врага, дабы надеясь на Тебя, победил бы я его козни" (16).

Вскоре в Киеве появились возы, наполненные мясом, рыбой, хлебом, медом и всякой другой снедью. "Нет ли где больного и нищего, который не может сам идти ко князю во двор?" — кричали возницы. В год Крещения Руси Владимиру исполнилось 25 лет. Со всем пылом юности отдался он осуществлению Хри­стовых заповедей, разыскивая несчастных, убогих и обездолен­ных, говоря, что опасается — "немощные и больные не дойдут до двора моего".

Одно время князь даже отказался карать преступников, вос­клицая: "Боюсь греха!" Лишь вмешательство духовенства, напом­нившего ему слова Апостола об обязанностях властителя и его ответственности, заставило святого Владимира изменить свое решение.

Вопреки всему Русь не разрушилась и не потонула в пу­чине усобиц. Православие распространялось неимоверно быст­ро. Уже при жизни святого Владимира в Киеве были возведены сотни церквей. На севере: в Новгороде, Ростове, Мурмане — язычество держалось дольше и крепче, но и там, после историче­ски непродолжительного периода двоеверия, православие безого­ворочно восторжествовало...

Изучая эпоху святого равноапостольного князя Владимира, можно спорить о тех или иных подробностях, по-разному опи­сываемых древними историками и летописцами, можно настаи­вать на той или иной последовательности событий, предшество­вавших крещению князя. Можно предлагать свое прочтение при­чин, приведших святого Владимира к воцерковлению. Но одно для непредвзятого взгляда остается несомненным — в условиях, крайне неблагоприятных для Церкви, в среде народа дикого, и нерасположенного к обращению, в стране, враждебной право­славной Византийской империи, произошло событие, не объяс­нимое естественным ходом вещей, — Крещение Руси.

Предыдущая | Содержание | Следующая