РУССКАЯ СИМФОНИЯ

"ПОЙТЕ   ГОСПОДЕВИ   ВСЯ   ЗЕМЛЯ..."

РУССКИЕ    ДУХОВНЫЕ    СТИХИ

УДИВИТЕЛЬНОЙ ЯСНОСТЬЮ понимания и глубиной пости­жения религиозных вопросов поражают русские духовные стихи. Время их появления установить с достаточной точностью затруд­нительно, можно лишь уверенно утверждать, что пелись они "каликами перехожими" на Святой Руси с незапамятных времен. В той форме, в которой стихи эти дошли до нас, они существо­вали уже в XV—XVI веках (21). На это время — учитывая общий духовный подъем в России — приходится и расцвет русской духовной поэзии.

Духовными стихами в русской словесности называют народ­ные песни на религиозные сюжеты. Песни эти пелись бродячими певцами-странниками на ярмарках, базарных площадях, у ворот монастырских церквей — везде, где находилось достаточное чис­ло благочестивых слушателей. О любви русского человека к такой форме религиозного самовыражения достаточно говорит тот факт, что вплоть до начала XX века духовный стих бытует гораздо шире, чем даже былины. По сравнению с героическим эпосом религиозная поэзия проявляет гораздо большую жизненность. Если "старинушки" о "святорусских богатырях" со временем ос­таются в репертуаре народных певцов преимущественно на севе­ре России, то духовный стих продолжает сохраняться почти на всем протяжении земли Русской.

Высота религиозного чувства и обширность познаний, отра­женные в стихах, столь резко обличают несостоятельность точки зрения на русскую историю, предполагающей "темноту" и "неве­жество" средневековой Руси, что исследователи XIX—XX веков вынуждены были придумывать самые неуклюжие объяснения, дабы спасти честь "исторической науки".

"В основе духовных стихов всегда лежали книжные повести", — уверенно заявляет один из них (22). "Можно ли утверждать, что все эти понятия и сведения, передаваемые духовными стиха­ми, были вместе с тем общим достоянием народа?... Разумеется, нет!", — вторит ему другой (23). Допустим, так, но только чем тогда объяснить, что на протяжении столетий, из поколения в поколение передавая искусство духовного пения, народ с такой удивительной любовью и постоянством поет то, чего не понимает?

На деле, конечно же, все обстояло иначе. И чтобы понять это, даже не надо быть ученым-фольклористом. Достаточно просто быть церковным, от сердца верующим человеком. Тогда станет понятно, что народ пел от полноты сердечного чувства, созидая духовную поэзию как молитву, под благодатным покровом пока­яния и умиления, свидетельствуя тем о богатстве своего собор­ного опыта, поднимавшегося в иные мгновения до вершин ис­тинно святоотеческой чистоты и ясности.

Певец духовных стихов не умствует лукаво, не "растекается мыслию по древу" немощного человеческого рассуждения. Он — верует:

А я верую самому Христу, Царю небесному,

Его Матери Пресвятой Богородице,

Святой Троице неразделимой... (24).

Живя в мире церковного опыта, народ твердо знает, что вся вселенная управляется всемогущим промыслом Всеблагого Бога:

Основана земля Святым Духом,

А содержана Словом Божиим.

И — о том же, еще поэтичнее:

У нас белый свет взят от Господа,

Солнце красное от лица Божия,

Млад-светел месяц от грудей Его,

Зори белыя от очей Божьих,

Звезды частыя — то от риз Его,

Ветры буйные — от Свята Духа...

Роса утренняя, дробен дождик

От слез Его, самого Христа.

Нелепо искать в духовных стихах богословски точных, догма­тически выверенных формулировок. Вообще ученость — как при­надлежность рассудка — не может служить показателем духовной зрелости и мудрости. Зато их недвусмысленно подтверждает благоговейно-сыновнее, трепетное и любовное отношение ко Спасителю, составляющее главный нерв народной веры.

"Ох Ты гой еси, Батюшка наш, Иисус Христос!" — обращают­ся ко Господу в детской простоте певцы стихов.

Вспомним ласковый говорок преподобного Серафима Саровского: "Вы, ваше боголюбие, прочтите, что об этом говорит батюшка святой апостол Павел..." и т. п.

При этом религиозное целомудрие народа, чувствующего в земной жизни Спасителя высокий, таинственный мистический смысл, почти никогда не позволяет себе касаться се подробно в сюжетах пе­сен.

Здесь девственная, аскетическая сдержанность Православного духа разительно контрастирует с возбужденной экзальтацией католицизма, влияние которого ощутимо в поздних редакциях западно-русских духов­ных стихов.

Острое сознание своей греховности, своего нравственного несовершенства, питая дух покаяния, разрешило народному творчеству одну тему — тему страстей Господних, Его невинных страданий, которыми Сын Божий искупил грехи человеческие.

В нее вложил русский человек всю силу своего сердечного чувства, весь поэтический дар своей души:

Над той над рекой над Иорданью,

На крутом, на красном бережочке,

Вырастало древо купарисо;

На том на древе купарисе

Там чуден Крест проявился...

На том Кресте Животворящем

Там жиды Христа мучили-распинали.

Так тесно соединил народ в своем сознании судьбу России со Христом и Его учением, что есть даже стихи, говорящие о рас­пятии Господа "во Русеи" — ибо где же, как не на Святой Руси, происходить Таинству Искупления? Плачет Русь у подножия Креста Господня. Плачет, повторяя слова Спасителя, обращен­ные ко Пресвятой Богородице:

По Мне, Мати, плачут небо и земля,

По Мне, Мати, плачут солнце и луна,

По Мне, Мати, плачут реки и моря,

По Мне, Мати, плачут старики-старицы,

По Мне, Мати, плачут вдовы-сироты.

В благоговейном страхе певец не смеет даже пристально вгля­дываться в страдания Христовы. В стихах мало подробностей, есть несоответствия с евангельскими текстами. Зато сколько в них живого религиозного чувства! Воистину это всенародный "плач сердца", о котором, как о состоянии благодатно-высоком, часто писали в своих творениях Святые Отцы:

И тут проклятые Христу плащаницу сковали,

Христа в плащаницу клали,

Обручи набивали

И оловом заливали...

Желтыми песками засыпали,

Каменными горами закатали,

Горючими камнями завалили...

В третий день Христос воскресе...

Вставал наш батюшка

Истинный Христос, Отец Небесный.

Сознание, что человек искуплен от греха высочайшей, безмер­ной ценой вольных страданий Божиих, рождает сознание огром­ной личной религиозной ответственности:

Со страхом мы, братие, восплачемся:

Мучения — страдания Иисуса Христа.

Восплачемся на всяк день и покаемся,

И Господь услышит покаяние,

За что и нам дарует Царствие Свое,

Радости и веселию не будет конца.

Спасение души — смысл жизни человеческой. Этой главной цели подчиняется, в идеале, вся народная жизнь. Русь не потому "святая", что живут на ней сплошные праведники, а потому, что стремление к святости, к сердечной чистоте ("Блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят" (Мф. 5:8)) и духовному совер­шенству составляет главное содержание и оправдание ее сущест­вования.

Это ощущение всенародного религиозного служения столь сильно, что понятие "Святая Русь" приобретает в русских духов­ных стихах вселенское, космическое звучание. Святая Русь есть место — понимаемое не узкогеографически, но духовно, — где совершается таинство домостроительства человеческого спасе­ния. Такова ее промыслительная роль, и народ русский есть народ-богоносец в той мере, в которой он соответствует этому высокому призванию.

"По Святой Руси" скитается Богородица в поисках распятого Христа. На Руси происходит мучение Егория (Георгия Победо­носца) царем Демьянищем (императором Диоклетианом), в дей­ствительности имевшее место в Риме, в 303 году по Рождеству Христову. "Не бывать Егорью на Святой Руси", — скорбит о своем герое певец. "Выходил Егорий на Святую Русь", — радуется он освобождению героя. Другой святой воин — Феодор Тирон (Тирянин), умученный при императоре Максимилиане около 305 года по Рождеству Христову, в одном из вариантов стиха идет "очистить землю святорусскую" от несметной "силы жидовской" (25). Причем, в отличие от героического эпоса былин, даже сама битва  за Святую Русь носит черты духовной брани. С Евангелием  отправляется святой Феодор на борьбу:

Он пошел в Божию церковь,

Он и взял книгу евангельскую,

Он пошел ко синю морю,                                            

Он читает книгу, сам мешается,

Горючими слезами заливается.

Даже в самой битве его оружие "книга, крест и Евангелие". Подобно Феодору, и Егорий Храбрый, очищая Русскую землю от нечисти, не сражается, а силой своего слова укрощает стихии и устрояет землю. Это очень показательно — и в ратном подвиге, в доблестных воинах народ прежде всего чтит святых, страдальцев и страстотерпцев.

Русь в духовных стихах становится местом действия лиц из священной истории Нового Завета:

Посылает Ирод-царь посланников По всей земле святорусской.

Рай — и тот созидается на Русской земле, как поется об этом в "Плаче Адама":

Прекрасное солнце

В раю осветило

Святорусскую землю.

Но это не гордыня. В стихах нет и намека на утверждение своей национальной исключительности. Вопросы национальной принадлежности вообще не занимают певцов. Вера и верность, чис­тота и полнота исповедания Православного вероучения — вот единственные значимые для них человеческие качества. С ними связана особая судьба России, русского народа и Православного царя — Помазанника Божия. Вот как говорит об этом знаменитая "Голубиная книга":

А сама книга распечаталась,

Слова Божии прочиталися:

У нас белый царь над царями царь.

Почему белый царь над царями царь?

Он принял, царь, веру хрещёную,

Хрещёную, Православную,

Он и верует единой Троицы,

Единой Троицы неразделимыя:

Потому тот царь над царями царь.

Пусть тяжела русская судьба, полон скорбей и теснот путь служения "святорусского" — верность своему долгу не остается без небесного воздаяния. Эта мысль характерна для духовного стиха. Особенно показательно, что подтверждения берутся из реального исторического опыта народа:

По тому ль полю Куликову

Ходит сама Мать Пресвятая Богородица,

А за ней апостоли Господни,

Архангели-ангели святыи...

Отпевают они мощи православных,

Кадит на них сама Мать Пресвятая Богородица.

К Матери Божией на Руси отношение испокон веку было особенно трепетным и ласковым — не зря называли Русскую землю Домом Пресвятой Богородицы. Ощущение этой особой близости, особого почтения и одновременно дерзновения не мог­ло не отразиться и в духовной поэзии. "Вся тоска страдающего человечества, все умиление перед миром божественным, которые не смеют излиться перед Христом в силу религиозного страха, свободно и любовно истекают на Богоматерь, — пишет современ­ный исследователь. — Вознесенная в мир божественный... Она, с другой стороны, остается связанной с человечеством, стражду­щей матерью и заступницей" (26).Самые нежные и трогательные слова посвящает Ей певец, обращаясь к Ней в дерзновении искренности и простоты, как к собственной матери — ласковой и близкой:

Мать моя — Матушка Мария,

Пречистая Дева, Пресвятая,

Свет Мати Мария,

Пресвятая Богородица,

Солнце красное,

Пречистая голубица,

Мати Божжа, Богородица,

Скорая помощница,

Теплая заступница,

Заступи, спаси и помилуй...

Мир, освященный кровью Христа, освящен и слезами Его Матери:

А Плакун трава всем травам мати.

Почему Плакун трава всем травам мати?

Мать Пречистая Богородица

По своем по Сыне по возлюбленнем,

По своем по Сыне слёзно плакала.

А роняла слёзы на землю пречистыя,

А от тех от слёз от пречистых

Зараждалася Плакун трава — травам мати.

Событиями Священной истории обусловлена жизнь мира. Не только земля и растения, но и человеческое общежитие — его устроение и бытие — укоренены в мистической библейской пер­вооснове. Русское общество четко и ясно признавало эту связь, освящая сословное деление как деление единого для всех религи­озного долга, а сами сословия — как церковные послушания, разные пути "израбатывания" спасения души:

От того у нас в земле цари пошли

От святой главы от Адамовой;

От того зачались князья-бояры

От святых мощей от Адамовых;

От того крестьяне православные

От свята колена от Адамова.

Это благоговейное отношение к миру земному вовсе не озна­чает, однако, его идеализации. Чуткая народная совесть безоши­бочно определяет грех — искажение, искривление Божественного порядка вещей — как первопричину мирских неустройств:

От Кривды земля восколебалася,

От того народ весь возмущается;

От Кривды стал народ неправильный,

Неправильный, злопамятный:

Они друг друга обмануть хотят,

Друг друга поесть хотят.

При свете церковного вероучения видней и собственные изъ­яны, собственное недостоинство:

Дает нам Господь много,

Нам кажется мало:

Ничем мы не насытимся...

Очи наши — ямы,

Руки наши — грабли,

Очи завидущи,

А руки загребущи.

Особенной укоризны заслуживает уклонение от исполнения своего религиозного долга:

Вы за хрест, за молитву не стояли,

Господней вы воли не творили,

Господни заповеди нарушали,

Земных поклонов не кладали.

Однако нравственное несовершенство человека исправимо. Путь исправления — путь христианского подвижничества, путь православной аскезы. При общей целомудренной строгости на­родной жизни аскетические подвиги вызывают у певцов особое уважение, описываются с особой любовью. В описаниях "пустын­ного жития" — на удивление (для постороннего взгляда) поэтич­ных и ласковых — отражается богатейший благодатный духов­ный опыт русского благочестия, монашеского и мирского, внеш­не различный, но единый в сокровенных, таинственных глубинах мистической жизни Церкви. Так идет спасаться в девственную пустыню младой царевич Иоасаф:

Научи меня, мать пустыня,

Как Божью волю творити,

 Достави меня, пустыня,

К своему небесному царствию.

Красота пустыни — главная тема стиха. В некоторых вариан­тах он так и начинается: "Стояла мать прекрасная пустыня". Однако красота эта безгрешная, духовная, неземная:

Тебя, матерь пустыня,

Все архангелы хвалят...

Трудничество — вот самое постоянное выражение, которым народ отмечает православную аскезу. "Трудник, трудничек, тружданик, труженик, тружельник", — так именует народ подвижни­ков. "Со младости лет Богу потрудитися", жаждут герои русских духовных стихов. Их подробное исследование еще ждет своего часа. И все же в области религиозно-нравственной, в области народного самосознания их свидетельство беспрекословно — к моменту расцвета духовной поэзии русский народ ясно и безого­ворочно сознавал смысл своего существования в том, чтобы "Богу потрудитися", то есть привести свою жизнь в возможно более полное соответствие с Заповедями Божиими и промыслительным Его смотрением о земле Русской. Вместе с героями своих любимых песен всю свою надежду в этом святом деле возлагает народ на помощь свыше:

Я надеюсь, сударь батюшка,

На Спаса на Пречистого,

На Мать Божию Богородицу,

На всю силу небесную,

На книгу Ивангелия...

Надежда эта и доныне помогает народу нашему ретерпевать скорби его нелегкого, споведнического

Предыдущая | Содержание | Следующая