РУССКАЯ СИМФОНИЯ

РУССКИЙ НЕМЕЦ МАКС ЭРВИН ФОН ШОЙБНЕР-РИХТЕР

ЧЕМ ПРИСТАЛЬНЕЕ мы будем вглядываться в подробности эволюции немецкой национальной идеологии в межвоенный период, тем очевиднее будет для нас главный вывод — ее дегра­дация и конечный крах стали неизбежными в тот момент, когда национал-социализм отверг христианскую духовную традицию. Национальное самосознание оказалось отсеченным от живо­творных истин веры, гармонично соединяющих в себе смирение и мужество, доблесть и кротость, силу и милосердие. В результате оно стало беззащитным перед соблазнами и искушениями расовой гордыни, имперского властолюбия и пагубного, безудержно­го тщеславия. Это грехопадение тем более показательно и нагляд­но, что начиналось все в Германии весьма многообещающе — при активном участии русской эмиграции, вносившей в движе­ние христианские начала нравственного и государственного ми­ровоззрения.

Некоторое время даже казалось, что под влиянием "русской идеи", активными проводниками которой стали беженцы из Рос­сии, Германия примет у нее эстафету борьбы за сохранение христианской государственности в Европе.

"Русские... оказали, несомненно, крупную услугу немцам в деле пробуждения их национального самосознания, и неудиви­тельно, что на этой почве между ними возникло тесное единение и дружная совместная работа, — писал позже князь Жевахов, непосредственный и активный участник событий. — Заслуга же немцев заключалась в том, что они отнеслись к русским не как к беженцам, требующим материальной помощи, а как к подлин­ным культуртрегерам, и воспринимали их рассказы о зверствах большевизма и завоеваниях еврейства в России, как угрозу их собственному бытию, как великую мировую опасность, грозив­шую всему христианству, цивилизации и культуре.

Немцы поняли, что у них нет выбора, что нужно или погибать под тяжестью версальского договора, или со смелостью отчаяния вступить в единоборство..., что никакие компромиссы невоз­можны, и что такую борьбу нужно начать немедленно.

И на трагическом фоне всеобщей придавленности и нищеты, сквозь толщу неописуемых страданий и подневольного труда, не знавшего отдыха, стали мало-помалу вырисовываться признаки грядущего возрождения, обновляющего самый дух великой на­ции..." (7).

Под знаком таких надежд, коим — увы! — не суждено было воплотиться в жизнь, прошли годы, которые в истории немецко­го национального консерватизма, равно как и в истории русской эмиграции, неразрывно связаны с именем "русского немца" Макса Эрвина фон Шойбнер-Рихтера.

Российский гражданин, выпускник Рижского университета, благочестивый христианин и убежденный монархист, он на соб­ственном опыте изведал все прелести революции и государствен­ного распада Российской Империи. В своей родной Курляндии он дважды сражался со смутой — в 1905 году в составе русской армии, а в 1918-1919 годах под знаменами германского рейхсвера. Красивый и легкий в общении, богатый и щедрый, он привлекал к себе множество людей. В 1920 году судьба привела его в Мюнхен, переполненный, как и вся Германия, русскими беженцами.

К этому времени балтийские немцы, бывшие в значительной своей части искренними российскими патриотами, сохранив­шими верность династии Романовых, одинаково хорошо владев­шие русским и немецким языками, образовали очень прочное промежуточное звено между правым флангом русской эмигра­ции и развивавшимся немецким национальным движением. Шойбнер-Рихтер сыграл в этом деле исключительную, выдаю­щуюся роль.

Не будучи дворянином от рождения (приставку "фон" он по­лучил от жены), Шойбнер-Рихтер имел, тем не менее, обширные связи. В круг его знакомых входил стальной магнат Фриц Тис-сен, герой войны генерал Эрих Людендорф, великий князь Вла­димир Кириллович и другие примечательные лица. Такие зна­комства давали широкие возможности, которыми он не замедлил воспользоваться.

Своим главным делом Шойбнер-Рихтер считал создание прочного союза русских монархистов с немецкими национали­стами для борьбы с международной заразой интернационального большевизма, реставрации германской монархии и восстановле­ния дома Романовых на Российском престоле. Когда он впервые встретился с Гитлером, ему даже приходилось скрываться, ибо берлинские власти разыскивали его за участие в "капповском путче" — неудавшемся монархическом заговоре, организованном группой "национального объединения" в марте 1920 года.

То, как все это выглядело тогда со стороны, ясно описал Жевахов, вспоминавший потом: "Я... неожиданно оказался в са­мом центре бурного, здорового национального движения, смяг­чившего у меня горечь сознания той печальной роли, какую сыграла Германия в отношении России в роковую для обеих стран войну. Общение же с выдающимися представителями это­го движения: графом Эрнестом Ровентловым, Людвигом Мюл­лер фон Гаузеном, Шойбнер-Рихтером, Арно Шикеданцом и многими другими, видевшими в своем деле... не только немецкое национальное дело, а святое дело защиты христианства от угро­жающей ему опасности, еще больше расположило меня к этому движению, заставило меня с чувством глубочайшего уважения преклониться перед этими самоотверженными идейными работниками, смело и безбоязненно выступавшими в защиту попира­емого достояния Христова, и притом в один из самых тяжких моментов жизни их родины" (8).

Подобные намерения и идеи легли в основание объединенно­го русско-немецкого народного фронта под названием "Aufbau" — "Возрождение", организованного Шойбнер-Рихтером в конце 1920 года. Их глашатаем и провозвестником стал журнал с одно­именным названием, имевший своей целью "доказать необходи­мость... того, что в будущем национальная Германия и нацио­нальная Россия должны идти по одному пути" (9).

Весной 1921 года под эгидой "Aufbau" был созван очень пред­ставительный съезд русских монархистов, состоявшийся в ку­рортном баварском местечке Бад-Рейхенхалле. Делегаты съеха­лись туда со всего света. Даже из далекой Манчжурии прислал своего представителя атаман Семенов. Казалось, съезд сумеет заложить прочную основу политического единства внутри пра­вого крыла русской эмиграции и организации ее тесных, друже­ских связей с набирающим силу национально-освободительным движением в Германии.

Влияние Шойбнер-Рихтера непрерывно росло. Встретившись с Гитлером, он вступил в партию и вскоре стал ее главным идеологом, что дало Жевахову потом повод утверждать, что "Шойбнер-Рихтер... явился в буквальном смысле основополож­ником того идейного движения, какое вынесло на поверхность жизни германского народа Гитлера, и должно было в своем дальнейшем развитии связать Россию и Германию узами нераз­рывной и вечной дружбы, воскресив заветы тройственного Свя­щенного Союза" (10).

Из последней фразы видно, как сильно разошлась впоследст­вии реальная практика нацизма с первоначальными благостны­ми предположениями.

Священный Союз — союз монархов России, Австрии и Пруссии во имя подавления в Европе революционных смут и укрепления христианской государственности. Образуя его, государи клялись подчинить весь поря­док взаимных отношений "высоким истинам, внушаемым вечным зако­ном Бога Спасителя" и "руководствоваться не иными какими-либо пра­вилами, как заповедями святой веры".

Отправным пунктом этого трагического расхождения стала гибель самого Шойбнер-Рихтера от шальной пули во время мюнхенского "пивного" путча. Он был убит в тот момент, когда рука об руку с Гитлером шагал по Резиденцштрассе. Впрочем, это только одна из версий, ибо точных данных об обстоятельствах его смерти нет, а Жевахов называет их "невыясненными", туман­но намекая на возможность "заказного" убийства.

Как бы то ни было, начиная с этого момента немецкое нацио­нальное движение постепенно отвергло христианство в качестве своего духовного фундамента, скатившись, в конце концов, к худшим формам оккультизма, восточной мистики и неприкры­того язычества. С этого же времени начало активно формиро­ваться то явление, которое сегодня известно миру под названия­ми "национал-социализм", или "немецкий фашизм".

Предыдущая | Содержание | Следующая