Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)

       Мне хотелось, чтобы отец Иоанн все время гладил меня по голове. Но отец Иоанн пытался привести меня к тому, чтобы я принимала решения сама.
       

       Я же не была монахиней. Из неверующей среды я сразу оказалась в около-монастырской, в которой в 1980-е годы была очень популярна идея «беспрекословного послушания духовнику». На самом деле понятие «послушания» относится к монашествующим, новоначальным.
       Уже позже, а аспирантуре, я столкнулась с ситуацией, похожей на послушание. Это когда к аспиранту прикрепляют профессора. И профессор проводит его между разного рода трудностями, и доводит до того момента, когда аспирант уже имеет собственную ценность и может дальше развиваться в структуре науки уже без чьей-то поддержки, самостоятельно.
       В то время, отвечая на мою, мирянки, идею беспрекословного послушании духовнику, отец Иоанн писал: «Духовник не может жить за вас, этого никогда не было и не будет. И не спешите кого-то одного называть своим духовником».
       
       Наш приходской священник ездил к отцу Иоанну. Я попала сначала к отцу Иоанну, а потом уже к тому священнику. Отец Иоанн говорил, что он уже старенький и поэтому быть моим духовником он не может. И поощрял ездить к этому другому священнику.
       И вот, в какой-то момент, мой духовник переходит в Зарубежную Церковь.
       Передо мной встает проблема: остаться с духовником или остаться в Православной Русской Церкви. Но по существу эта проблема выливается в более резкую: уйти от духовника или уйти из Церкви.
       Ведь не принято «бросаться» духовниками, и мне казалось неэтичным оставить его.
       Я, конечно, села в поезд и отправилась к отцу Иоанну. Я подумала: что он мне скажет, то и сделаю.
       Что он мне сказал? Он ничего мне не сказал из того, что я предполагала. Он сказал: «А ты сама как думаешь? Признаешь ли ты Святейшего Патриарха Святейшим Патриархом?» И больше ничего не сказал и ушел в келью.
       Так я в первый раз столкнулась со свободой выбора. Это ужас что!
       Я ехала в поезде и всю дорогу не могла ни на что решиться, меня знобило.
       Но дело было еще вот в чем. Перед этим, весной или летом, умер святейший Патриарх Пимен. (Это 1990 год.) И на Собор, на котором должны были состояться выборы Патриарха, приехали все архиереи. А весь народ молился, потому что перемена Патриарха могла повлиять – или улучшить, или ухудшить – положение Церкви.
       В то время я ходила в храм Иоанна Воина на Якиманке (в Москве), где служил отец Николай Ведерников. К отцу Николаю приехал, и служил там митрополит Антоний Сурожский. И на всенощной владыка Антоний сказал такие слова: «Мы все сейчас молимся о Патриархе. И как же мы должны будем молиться о том, кого сами поставили между молотом и наковальней!»
       Поскольку я молилась тоже, то и я почувствовала свою ответственность.
       И вот, когда отец Иоанн спросил, признаю ли я Святейшего Патриарха Святейшем Патриархом, мне все же была задана опорная точка для принятия решения.
       С печерского поезда я поехала на работу, а с работы – к духовнику. Он открыл дверь и сказал: «Что ты, дружище?» или «Здравствуй, дружок!»
       Я смотрю на него, думаю: «Как он прекрасен…». Я залюбовалась сочетанием цветов: как красивы золотые очки… и как они подходят к бордовому цвету подрясника… – и говорю: «Батюшка, я больше к вам ходить не буду».
       Он мне мстит. Он тоже отказывается от меня и говорит: «Ну, значит ты как будто ко мне и не ходила…» (Это неправда, я ходила! Нельзя же вычеркнуть из жизни эти годы!)
       Отец Иоанн говорил мне: «Не спеши одного называть своим советчиком». Вот уже – не «духовником», а «советчиком».
       И еще на мои сетования по поводу отсутствия духовника он сказал: «Учись добру у добрых людей».
       Это его благословение стало исполняться буквально. Если мне до того не везло с учителями и учебой, то теперь еще несколько лет пришлось учиться. И я встретила на этом поприще таких людей, о которых даже не могла даже предположить.
       Про того священника отец Иоанн так метафорично высказался: «Когда орел высоко летает, у него в какой-то момент на лбу начинает образовываться нарост. И этот нарост мешает ему видеть, и заслоняет собой солнце. А приходит время, и этот нарост сам отпадает и орел по-прежнему видит солнце».
       Сама я страдала от этого раскола довольно долго. Но я и мои ровесники были людьми молодыми и перенесли эту травму сравнительно легко. Куда хуже пришлось людям в возрасте – им было сложно что-либо менять.
       В конце концов, все получилось по слову отца Иоанна. Прошло лет десять или больше и этот священник принес покаяние и присоединился Патриаршей Церкви.
       
       Как-то я встретила человека, который оказался рядом со мной в коридорчике, пока я спрашивала отца Ивана про духовника и Зарубежную Церковь. С ним дело обстояло вот как. Его мать и сестра ходили одновременно со мной к нашему духовнику. В это время этот человек сидел в тюрьме, все за него молились.
       И вот, Н. выходит из тюрьмы, едет к духовнику матери и сестры, который молился за него. Тот его принимает хорошо и отправляет в Печеры – на послушание и к отцу Иоанну. Этот Н. живет в монастыре, ходит на полунощницы, все ему нравится.
       За тот месяц, что Н. проводит в монастыре, наш духовник меняет направление. И тут приезжаю я.
       Я начинаю с таких аккордов: «Ты знаешь, от духовника надо уходить». Естественно, я оказываюсь высмеянной.
       После акафиста мы опаздываем, на автобус к таллиннскому поезду, берем такси. Н. на вокзале говорит мне, бросая таксисту деньги: «Это вашей Церкви от вашей Церкви».
       Через некоторое время мы где-то встретились, Н. говорит: «А помнишь “от нашей Церкви вашей Церкви”? Знаешь, что мне сказал тогда отец Иоанн? Он показал на группу людей и сказал: “Вон, посмотри, ваши папские нунции приехали”».
       Это по поводу рассуждения все было.
       
       Меня послал о. Р. к батюшке с одной болящей, чтобы я за ней присматривала. Нас поселили в одной комнате. Я так изнемогла от ее выходок, но самостоятельно не могла отменить благословение и с ней расстаться. Я пошла объясниться к отцу Иоанну, что больше не могу с ней находиться, стала жаловаться ему…
       А он мне шепотом говорит: «Тише, тише! люди могут услышать…»
       
       Мой муж приехал впервые к батюшке со своим другом, когда им было лет по 19 – такие два парня в сапогах ввалились.
       Отец Иоанн сказал: «Пересвет и Ослябя».
       Принял их тогда в приемной под лесенкой.
       Один из них стал священником – отец Александр Тихонов.
       А моему мужу, он тогда работал алтарником и хотел священства, отец Иоанн сказал (дословно не помню, но мысль была такая), что рукополагаться можешь только тогда, когда все твои занятия (или привязанности) будут исчерпаны и потеряют привлекательность. То есть, когда по сравнению с желанием священства, все остальное потеряет свою ценность. (Шкалу ценности такую выстроил.)
       Отец Иоанн был совершенно прав, потому что со временем стал проявляться увлекающийся характер моего мужа, которого увлекало все – иконопись, архитектура, церковные древности, и он постоянно горел какими-нибудь идеями, воплощал свои проекты…
       Я, конечно, иногда вздыхала, что мой муж не стал священником, но помнила слова отца Иоанна, что «Церкви и алтарники нужны, и звонари нужны, и иконописцы нужны».
       Отец Иоанн подарил ему тогда фарфоровый образок с митры, с изображением преподобного Сергия, сказал: «Носи его всегда с собой».
       
       Лет 20 назад, когда я хотела писать иконы, отец Иоанн благословил мне заниматься этим делом и сказал: «Пиши, чтобы лики как живые были».
       И подарил тогда иконочки – Иоанна Богослова, евангелиста Луки и «Прибавление ума».
       Потом, через 10 лет, когда я хотела собрать книжку воспоминаний об отце Рафаиле, сказал похожие на это благословение слова: «Пиши, чтобы был виден лик. А то, как икона: бывает, что все написано, а самого лика не видно».
       
       Мне было лет 17, я отцу Иоанну сказала: «Я хочу замуж». (Что может еще сказать девица с советским воспитанием, где была только одна логическая цепочка – кончил школу, надо выйти замуж.)
       Он гладил меня ручками по голове и говорил: «Ты – цыпленочек, цветочек. Если бы ты знала: женщина каждый месяц терпит такие боли! И из мужчин кто ее пожалеет?»
       По поводу замужества у отца Иоанна была точка зрения такая, что выходить замуж надо лет в 25. Мне казалось, что это слишком поздно. Но потом поняла, что это из человеколюбия только, потому что когда у меня родились дети, то я думала, что жизнь на этом закончилась.
       Но это не было твердым правилом: так и никак иначе. Одна моя подружка лет в 19 поехала за благословением. Батюшка тоже ее не благословил – «цыпленочек». Но молодой человек, Костя, поставил ей решительное и жесткое условие – ему нужна была матушка – или выходить замуж, или больше не общаться. Отец Иоанн тогда благословил их брак.
       Одной девушке, ей было лет 16, и она спросила батюшку про монастырь.
       «Что ты, деточка, детских монастырей еще не открыли».
       
       Мы очень часто одно время ездили в Печеры. И вот уже поехали с отцом Лукой из иконописной школой из лавры. Отец Иоанн сказал, что примет учеников иконописной школы у себя в келье и назначил время. Все заходят в келью, и я тоже.
       Отец Филарет кричит мне: «А ты куда?» ( Я примелькалась.) – «А я тоже с иконописной школой». – А отец Иоанн так успокаивает отца Филарета, говорит ему: «А мы сейчас спросим отца Луку».
       Батюшка всех посадил на диванчик, помазал святым маслом, давал отпить святой воды, а ту воду, которая оставалось, выливал за воротник, так, что под одеждой вода текла до пола. И на полу была вода.
       Батюшка всегда был такой любвеобильный, бодрый, он действовал и двигался бодрее и быстрее, чем каждый из нас.
       Там, в келье, стояла табуреточка, накрытая белым платочком. Я неловко задела эту салфеточку и отогнулся край, а на табуреточке лежали капельницы, шприцы и лекарства.
       Батюшка благословил всех, а потом каждому уделил немного времени.
       Когда мы выходили из кельи, отец Иоанн показал Евгению на отца Филарета и сказал: «Смотри – игумен, а полы у меня моет».
       Сказал еще ему: «Помни, что есть только два пути» (то есть брак и монашество, и он сам должен выбирать).
       Это 1991 год, на Иоанна Богослова, 9 октября.
       
       9 октября 1997 года отец Иоанн служил на день ангела. Говорил проповедь: «Апостол Иоанн Богослов в старости уже не мог ходить, его носили под руки» – и тут все люди в храме, глядя на батюшку, заулыбались. «Апостол Иоанн Богослов – апостол любви, в старости говорил только со слезами: “Чадца, любите друг друга”».
       
       Как-то раз перед службой видим идущего отца Иоанна и подходим под благословение. А его правую руку крепко держит отец Филарет и не отпускает. Отец Иоанн пытается выдернуть руку, у него ничего не получается, и говорит: «Хочу благословить, а не могу. Вот что называется в монашестве “отсечением своей воли”».
       
       Отец Рафаил сказал: «Вы не знаете, как я прельстился? (В 1987 году был описан случай явления Божией Матери в одной газете. Эту газету издавал А. И., и, чтобы его вразумить, отец Рафаил так ситуацию развернул.)
       Я говорю отцу Иоанну: “Благодать-то какая! Божия Матерь является!”
       Отец Иоанн слушает – бежит мимо.
       Я: “Радость-то какая! Божия Матерь является!”
       Батюшка ничего не говорит – бежит мимо.
       В алтаре, в храме, я его поймал и говорю: “Батюшка, благодать-то какая – Божия Матерь является!”
       Он мне: “Вы – православный иеромонах. И, простите, такую чушь порете!”».
       
       Одно время мы решили, что отец Иоанн – явление историческое. И решили записывать все его слова. Поскольку вокруг батюшки было всегда много народу, то и записывать решили все слова, обращенные к разным людям.
       Отец Иоанн в этот день, увидев нас, сказал: «Пришли совопросники века сего».
       Помню, записали слова о планах: «Утром планы похожи на расфуфыренную барышню. А вечером они хуже лохматого медведя».
       А это была цитата из высказываний старца Амвросия, я потом в книжке прочитала.
       
       Один раз мы приехали в Печеры с одним мальчиком и его мамой. Отец Иоанн сказал ему: «А почему у тебя такое лицо детское? Сколько тебе лет? Тринадцать? Да, в тринадцать лет и должно быть такое лицо… А потом мы так сделаем, что ты в армию не пойдешь».
       Все, конечно, забылось. А потом, когда юношу освободили от армии, эти слова батюшкины вспомнились.
       
       Одному мальчику, П., было 5 лет, отец Иоанн ему сказал: «Приезжай. Мы тебе сошьем подрясничек и маленькие четочки».
       Мальчик приехал, ничего не забыл и спрашивает: «А где четочки, а где подрясник?»
       Отец Иоанн тогда подарил ему свои четки.
       
       Моя мама тоже съездила в Печеры, хотя долгие годы была противницей религии.
       Отец Иоанн принимал тогда по несколько человек сразу. А потом, когда вышли из кельи батюшки и стали вспоминать его слова, оказалось, что каждый запомнил то, что говорилось другому, а не ему. И постепенно восстановилась картина, что было сказано каждому. Самое смешное было, что каждый удивлялся: а разве батюшка такое говорил?
       Также маму удивило восприятие проповеди в храме. Тема проповеди была одна, но когда потом, сидя на Святой горке, пытались восстановить, о чем говорилось в проповеди, оказалось, что каждый запомнил только то, что затрагивало именно его. И об одной проповеди складывались совершенно разные суждения, как будто даже ничем в целое не связанные.
       В 1998 году был тяжело болен, почти при смерти, иеродиакон Антоний. Его постригли в схиму с именем Андроник, и он выздоровел.
       Мы с мамой, когда были в Печерах, помогали отцу Антонию на Святой горке. Мама страдала ревматизмом. Отец Антоний ее спрашивает: «Ты чего хромаешь?» – «Да вот, коленки болят». – «А что помогает?» – «Говорят, помогает крапива».
       Дальше мама продолжает: «Иду я по горке, и на дорожке меня поджидает отец Антоний с крапивой в руке. Я с ним поравнялась, а он меня хвать крапивой по коленкам. Я – “Ой, что вы делаете? Больно!” А он смеется. А после этого я про коленки забыла – боль-то прошла.
       
       Маме так понравилось в Печерах, что на следующий год она привезла с собой мою старенькую бабушку, чтобы ей все показать. Они даже работали на послушании.
       А перед отъездом повела ее благословиться к отцу Иоанну.
       И вот, они стояли в коридорчике и ждали, а скоро должен был отходить автобус, они нервничали, бабушка говорила: «Куда ты меня тащишь и зачем? Поехали так, мы везде опоздаем». Но мама была непреклонна, она знала, что они успеют везде и все сложится само собой, но все равно нервничала.
       И перед отъездом их принял отец Иоанн. Бабушку расцеловал всю, сказал келейнице, чтобы она нашла ей икону святой Елены. Келейница поискала и сказала, что иконы святой Елены она не может найти и, скорее всего, они кончились, но вот икона великой княгини Ольги. Княгиня Ольга в крещении Елена, и эта икона подойдет.
       Отец Иоанн тогда стал искать сам в ящичках и нашел, наконец, икону святой Елены, и подарил бабушке, и, прощаясь, сказал: «Ленушка, будешь Ваню вспоминать».
       Причем, даже так: «Ленушка, будешь своего Ванечку вспоминать!» (А «Ленушке» уже лет 70 было.)
       Восторга бабушки не было предела.
       Когда мы приехали в Москву, ее распирали впечатления от Печер и от отца Иоанна. Она снова и снова пересказывала всем родственникам про «Ванечку». Родственники накинулись на мою маму: «Что ты сделала с матерью?»
       И бабушка до самой смерти помнила отца Иоанна – для нее это оставалось прекрасным и светлым впечатлением.
       
       На Рождество 2000 года я рассылала всем своим знакомым поздравления и отправила открытку отцу Иоанну с поздравлением с Новым годом и Рождеством.
       Получаю письмо от отца Иоанна. Открываю. Читаю. Это поздравление с Рождеством. И вижу внизу – подпись и дата: 1999 год. А все празднуют двухтысячелетие со дня Рождества Христова.
       Я думаю: «Старец ошибся. Наверное, с прошлого года осталось поздравление и мне его положили в конверт».
       Прошло два-три дня, и я начинаю рассуждать: «Мы попраздновали Новый год 1 января 2000 года. Потом праздновали Рождество. А потом праздновали Новый год 13 января, тоже 2000 года. По церковному календарю Рождество приходится на отрезок времени между 1 января и 14 января. По календарю – это продолжение 1999 года. Таким образом, Рождество, которое мы праздновали, относится к 1999 году. Следовательно, не старец ошибся».
       Вот текст этого поздравления.
       «С Рождеством Христовым!
       “Христос раждается, славите”.
       Вновь свет Вифлеемской звезды восходит над миром, отсчитывая возраст Того, Чье рождество возвещает она.
       И возлежит Он – Богомладенец Христос – на восстание и падение многих, открывая помышления многих сердец.
       Восстанем же, чадца Божии, восстанем, дорогие мои, озаренные Светом Христовой Истины, согретые теплом Христовой любви и утвержденные на стезях Христова Креста, чтобы возобразился в наших душах, в наших сердцах, в наших умах Сам Христос – Спаситель мира!
       Дорогие мои, родные!
       Поздравляю Вас с Рождеством Христовым и радостным приветствием сретаю вас: “Христос родился, и с нами Бог!”
       Ваш смиренный благожелатель и богомолец
       А[рхимандрит] И[оанн]
       Рождество Христово, 1999 год.

---