Святитель Феофан Затворник
Письма о вере и жизни
Предыдущая | Содержание |
Следующая
Пишете: «Всячески стараюсь помириться с монастырской жизнью, и если не устроюсь жить в монастыре, то пристроюсь как-нибудь к монастырю и буду жить близ его, чтоб всегда бывать на церковных службах». Затем прибавляете: «Я перенесла непонятное смущение, – и страх, и скорбь, и буря помышлений довольно долго мучили меня. Я почти молиться не могла, однако ж молилась. Господь помиловал, возвратил покой и с утешениями. Слава Богу о всем».
О том, как вы устроитесь, пока лучше не гадать. Говорите себе: «Пусть будет, как Бог устроит, – и ждите. Господь устроит, как не чаете. Но как ни устроится ваша жизнь, в монастыре ли, или близ его, – и в том и в другом порядке жизни путь ко спасению не загорожен, и восхождение к высшим духовным совершенствам не пресечено. Дело все внутри, а внешнее есть только приспособление к внутреннему. Да созиждет Господь дух ваш как должно! Тогда внешнее, где бы вы ни жили, подстроится к тому само собой.
В тревогах и томлениях, какие вы перенесли, нечего более делать, как терпеть и к Богу припадать, прося Его помощи и заступления. Вы справедливо назвали сии состояния непонятными, потому что не видно причин, которые могли бы навеять их. Но потому же самому не ошибетесь, если отнесете их к врагу, который есть в существе своем мрак и смятение; почему тревоги и смущения сопровождают его, кого бы он ни коснулся. Однако ж и то держите в мысли, что ничто такое не бывает без Божия попущения. Или наказывает Господь за что-либо, – наипаче за превозношение и осуждение, или учит, чтоб, когда бывает на душе спокойно, не думали, что наше взяло, и нам нечего уж беспокоиться: можно жить и спустя рукава. Вот и учитесь смирять себя, никого не осуждать и всегда держать ухо остро, со страхом и опасливостью содевая свое спасение.
Послал Господь радость; благодарите Его вседушно, а по сторонам посматривайте, не тащит ли враг с какой-либо стороны опять бремя на плечи ваши. Утешение посылает Господь не во всегдашнее владение, а чтоб только внушить нам: когда нападет скорбь и туга, не падайте духом, воодушевляясь надеждой, что они скоро пройдут. А скорби позволяет нападать, чтоб не зазнались и не стали думать, что и на земле можно жить покойно, не заходя надеждами за пределы ее.
Выбросьте из головы достижение покоя. Не земной он житель, а небесный. На землю заходит он мимоходом. Мирное состояние сердца – благодать Божия. Когда есть, благодарите Бога; но не присвояйте его себе, как окончательно установившееся и утвердившееся состояние. Держа себя так, не будете глубоко смущаться, и когда отойдет он, Богу предайте себя и принимайте с благодарностью все, что Он благоволит послать.
Пишете: «Все монахини ко мне суровы и так дико смотрят, говорить с ними не хочу». – Если они и действительно суровы, а не кажутся лишь вам такими, то и это по делом. Как вы их отчестили?! Если б только они это узнали, досталось бы вам. Извольте теперь заглаждать свою вину по крайней мере благодушным перенесением их суровости, хотя, как я уверен, тоже кажущейся. Приложу к сему: имейте всегда в намерении одно – держать себя в сердце к Господу так, как следует, а на то, что вне, не обращайте большого внимания. Когда память Божия есть, сознание предстоит пред Господом со страхом и благоговеинством и припадает к Нему в полной преданности Его святой воле, – се норма должного держания себя в отношении к Господу. Когда так есть, тогда другие пусть как хотят к вам относятся. Вы только не подавайте им повода, и все пойдет у вас в себе добре и предобре. Что не заметите в них, – все предавайте Господу, не принимая на себя никакой о том заботы, право ли то или неправо, будет ли сопровождаться какими-либо для вас последствиями или не будет.
Вы постановили приговор: «Суровы; говорить с ними не хочу». – Не так, а сами не заводите речей ни с кем; когда же из них заведет какая, говорите поскромнее, посердечнее и покороче. Поставьте себе это законом и действуйте так; но не в виде какого-то отмщения за суровость, а потому что этим убережетесь от многих искушений, особенно словоохотливости пустой и безразборной.
У вас страсть обобщать. Увидели одну-другую суровую, – ну все суровы и сердиты, съесть хотят. А им и дела до вас нет; каждая занята своим. Учитесь не расширять, а суживать свои наведения, чтоб не быть неправым судией. И в настоящем случае суровость одной-двух объясняйте какою-либо случайностью.
Прибавляете: «А тут горе; ноги разболелись, ни в церковь не могу ходить, ни дома стоять на молитве, и кажусь себе большой ленивицей». Когда в церковь не можете ходить, молитесь дома. Если дома не можете стоять на молитве, молитесь сидя. И даже лежа можете исполнять все положенные службы.
Исполняя их, читайте положенное в молитвенниках со всем вниманием, пониманием и чувством. Если не можете всего вычитывать, заменяйте недочитанное Иисусовой молитвой, трезвенно и благоговейно совершаемой. Можете и всякую службу всю заменять сей молитвой, как указано в Следованной Псалтири. Конечно, лучше бы потрудить тело молитвенным трудом; но что же делать, когда не дает болезнь? Чтоб совесть не тревожила укорами в лености, определите длительность всякой службы часами; например: за заутреню пробыть в молитвенном занятии часа полтора; за вечерню с повечерием – час; за часы с обедницей тоже час. И затем положенное время все иждивайте на сознательное моление к Господу, Владычице Богородице, Ангелу-хранителю, и святым. Моление же совершайте или положенными молитвами, или молитвой Иисусовой, – или попеременно то тем, то другим, об одном заботясь, чтоб быть в молитвенном настроении и сознанием не отходить от Господа и не упускать благоговеинства к Нему полного. Если так усердно потрудите душу свою в молитвенном занятии, то совесть не станет уже укорять вас в лености.
Для Господа не сами по себе дороги стояние на молитве, вычитывание молитв и поклоны; а то дорого, когда при сем держится сердечное к Нему обращение с преданностью в волю Его и с некиим болезнованием, знаменующим сердечное сокрушение. Так озаботьтесь быть настроенными, в церкви ли вы, или дома, стоите, или сидите. И ходя, и лежа также надо держать себя.
Вы все болеете. – Верно, это для вас потребно. Терпите и благодарите Господа. Вы загадываете в затвор. Вот вам и затвор! Сидите и вопите: «Господи, помилуй!»
Как сношений с людьми нет, то в чем у вас теперь будет исполнение воли Божией? Ни в чем, как в должном настроении вашего внутреннего. А это в чем? В непрестанной памяти Божией со страхом и благоговеинством, и в памяти смертной. Навык ходить пред Богом, или в памятовании о Боге, есть атмосфера духовной жизни. Ему естественно следовало бы быть в духе нашем, созданном по образу Божию; но нет его по причине отпадения нашего от Бога. Вследствие сего предлежит труд в стяжании навыка ходить пред Богом. Он состоит существенно в напряжении стоять сознанием пред лицем Бога вездесущего; но поддерживается и другими побочными деланиями, входящими в состав духовной жизни. Но и здесь труд: в том, чтоб направлять сии делания к означенной цели. Сюда должно направлять и чтение, и размышление, и молитву, и все занятия и сношения так вести, чтоб они не мешали и не расстраивали памяти Божией. И то надо к сему приспособить, где стоять сознанием или вниманием.
Ум в голове, и умовые люди (научники) все в голове живут. Живут в голове и страдают непрестанным бурлением мыслей. Это бурление не дает вниманию стоять на едином. Не может ум стоять и на едином помышлении о Боге, пока он в голове. Все отбегает и отбегает. На этом основании желающим установиться в едином помышлении о Боге заповедуется оставить голову и низойти умом своим в сердце, и там стоять вниманием неисходно. Только тогда, как ум сочетается с сердцем, должно ожидать успеха в памяти Божией. Извольте теперь поставить себе целью достижение сего, и начинайте движение к сей цели. Не думайте, что это труд непосильный; но и того не думайте, что это так легко, что стоит только захотеть, как и дело тут.
Вы исполняете все церковные службы дома. – Се добре! Но ведайте, что это есть только преддверие молитвы. Это отвечает тому, как учащийся какому-нибудь языку заучивает разговоры на том языке. И молитвенный язык есть особый язык. Ему учимся из книг, содержащих молитвословия, кои суть беседы (разговоры) души с Богом невидимым. Как учащийся языку, дошедши до того, что может свободно на нем объясняться, отлагает разговоры и совсем забывает их, так и прилежащему молитве надо целью впереди иметь достигнуть навыка – своими словами, без молитвенника, вести беседу к Богу. Это и бывает, когда душа преисполнится молитвенными помышлениями и чувствами, набранными из готовых молитвенных книг.
Поставьте же и себе это именно целью. Ведайте однако ж, что обогащение души такими сокровищами, т.е. молитвенными помышлениями и чувствами, приобретается не одним вычитыванием и выслушиванием церковных служб и молитв, для домашнего употребления назначенных. Надо при этом читаемое и слышимое обдумывать и прочувствовать. Для сего назначьте себе какой час, – вне молитвенного правила; берите молитвенник и читайте, – читайте и обдумывайте положенные молитвы и доводите изложенные там помышления до чувства. Когда станете потом совершать молитвенное правило, все те чувства тотчас возобновятся у вас в душе, и молитва ваша будет в своем чине. Сделайте так со всем, что входит в состав молитвенника, и все там содержащееся проведите чрез ясное понимание и теплое чувство. Затем по сему образцу вам не трудно будет с ясным пониманием и чувством выслушивать и церковные службы. Если же что окажется затруднительным, можете в свободное от служб время брать к себе церковные книги, – и сделать в отношении к ним то же, что и к домашнему молитвеннику.
Это первый прием к тому, чтоб привлечь ум к сердцу, именно чрез сочувствие читаемым и слушаемым молитвам, ибо чувства сердца обычно властвуют над умом. Второй прием есть следующий: когда совершаете свое домашнее правило, вставляйте в промежутки между читаемыми молитвами и свои молитвы, какие породятся действием тех молитв. Если вы исполните, как должно, первый прием, то ваше молитвословие все будет идти с чувствами. Чувства сии будут изменяться соответственно содержанию молитв. Речь моя не об этих чувствах, а об таких из них, которые захватят все сознание и сердце и свяжут душу, не давая ей свободно продолжать чтение, а все отвлекая внимание ее на себя. Это особые чувства; и они как только родятся, порождают в душе и свои молитвы по роду своему. Этих порождающихся в сердце особых чувств и молитв никогда не надо пресекать дальнейшим чтением, а остановив чтение, давать им свободу излиться, пока совсем изольются, и чувство станет ровно с обычными молитвенными чувствами. Этот прием сильнее первого и скорее сведет ум в сердце. Но действовать он может только после первого приема, или совместно с ним.
Но к нему надо иметь наготове еще некоторый дополнительный прием, или подприем. Если совершать свое молитвенное правило, или какую церковную службу дома, по сказанному способу, то может случиться, что небольшое правильце, как например, молитвы на сон грядущим, и небольшая служба, как вечерня с повечерием, продлятся очень долго. Но одно помышление об этой длительности может или по причине лености, или иногда по каким делам (марфинским) заставлять если не спешить, то не растягивать своего молитвословия показанными вставками. А это совсем не даст и начало положить сказанному приему, а не только довести его до совершенства чем причинится большой ущерб преспеянию в духовной жизни. Чтоб от этого не пострадать, надобно длительность своего молитвословия определить, как я уже писал вам, не количеством молитв, которые следует прочитать, а временем; именно – назначить, сколько времени провести за таким и таким правилом, за такой и такой службой, нисколько не увеличивая его против времени, обычно вами на то употребляемого.
Положите, например, на вечерню с повечерием час. И читайте положенное, не о том заботясь, чтобы все вычитать, а о том, чтоб во все положенное время быть в молитвенных чувствах и помышлениях при всем читаемом, и чтоб, если припадет особое чувство, не заглушить его чтением, а давать ему свободу излиться вполне. Ведя дело так, вы, может быть, и до Свете тихий не дойдете, как исполнится час. Как быть? Закрывайте книжку, кладите несколько поклонов с обычными заключительными молитовками, – и вечерня ваша кончена. Обычная наша молитвенная Марфа смутится, как так оставить службу, не докончив ее? Но Мария не станет смущаться, имея свидетельство совести, что служба совершена полно и достойно Бога покланяемого. Конечно, если вы, движимые несытостью сердца размолившегося, продлите свою молитву больше часа, то это не будет убытком для искомой вами цели. – На другой день, начинайте свою вечерню с того, на чем остановились, и продолжайте ее в том же порядке, как прежде. Если опять до конца службы не дойдете, а час исполнится, оставляйте конец для следующего дня. Таким образом иной раз положенная вечерняя служба одна протянется у вас дня три и более. Но каждая ее часть будет для вас полная вечерня, – и Господь в такой силе ее примет.
Сим же образом извольте обращаться с утреней, часами, обедницей и со всяким своим молитвословием домашним. Положите себе законом никогда не читать молитвы, чтоб только вычитать положенное, а чтоб быть в молитве под действием чтения. Читайте положенное, как пособие держать себя в молитвенных помышлениях и чувствах.
Так действуя, вы навыкнете всегда во время молитвословий быть в чувстве к Богу, и ум ваш, будучи привлекаем сим чувством, будет стоять в памяти Божией. Если затем и во время чтения душеспасительных книг вы будете иметь в виду не количество чтения, а то же что и при молитвословии, т.е. светлое разумение читаемого с соответственными чувствами; то ум и при этом будет в сердце, и память Божия не отойдет от вас и при этом занятии. С продолжением времени все больше и больше вы будете разогреваться сердцем молитвенно, собирая туда и ум для неотходного предстояния пред Богом. Время это будет для вас сладким временем, и вы будете ожидать его приближения, как праздничного пира.
Остается еще немало у вас времени и по исполнении молитвословия и чтения духовных книг; и поработать надо, или принять кого, или еще какое-либо кончить поделие. Ум, как только получит свободу, тотчас начнет блуждать и шататься по миру. Надобно приучить его сидеть дома, и при этих занятиях; и не только дома сидеть, но и стоять неотходно пред Богом. Вот ежели и в этом успеете, то память Божия явится у вас водруженной в уме и сердце, – и вы начнете ходить неотступно в присутствии Божием, с достодолжным благоговеинством, – и вступите в атмосферу духовную, где легко будет вам дышать и летать.
Решаетесь жить не в монастыре, а при монастыре, – и это может быть не худо. Свободку возлюбили. Блюдите же, да не свобода ваша будет в вину самоугодия. Можно и здесь устроить такой порядок, что вы будете жить в постоянном отречении от своей воли. И это не трудно сделать. Надобно только построже разграничить, что идет к самоугодию и что к богоугождению во спасение. Затем все могущее питать самоугодие надо отвергать, принося то в жертву богоугождению. Вы должны быть сами для себя строгой игуменьею. Ваше собственное сознание, страхом Божиим и совестью руководимое и вооруженное, должно нудить вас пресекать всякое самоугодие в его зародыше и направлять дела и занятия ваши наперекор ему; а вы покорно слушайтесь таких внушений и исполняйте их, и будете послушница, не легчайшее иго послушания несущая, чем как если б положили вы жить в монастыре.
Между прочим спрашиваете: «Что значит быть умом в сердце?» Прошлый раз я вел об этом речь. Разве не ясно говорено? Повторю. Вот что значит! Знаете, где сердце? Как не знать? Чему же учились? Так станьте там вниманием и стойте неисходно, – и будете умом в сердце; ум неотлучен от внимания: где оно, там и он. Вы писали, что часто при чтении акафиста сладчайшему Иисусу чувствуете огонь в сердце. Вот, где это чувствуете, там и будьте вниманием и не выходите вон не только во время молитвы, но и во всякое другое время. Но стоять там надобно не просто, а с сознанием, что стоите пред лицем Господа, или пред всевидящим оком Его, прозирающим в сокровенности сердечные; а чтоб так стоять, старайтесь иметь возгретым какое-либо чувство к Богу страха, любви, упования, преданности, сокрушения болезненного, и проч. Се норма внутреннего строя. Блюдите, и как только заметите, что он нарушился в чем-либо, спешите восстановлять его.
Но, конечно, прежде чем блюсти стояние в сердце, надобно стать там. Вы большею частью живете в голове, а в сердце сходите лишь тогда, когда головная работа возбудит какое-либо чувство. А надо наоборот, в сердце быть неотходно, а голову совсем бросить, и если встретится нужда по потребностям жизни духовной, поработать умом, то пусть он тогда работает, сидя в сердце. Как навыкнуть в сем сидении, я писал вам прошлый раз. Надобно побольше возгреть благоговейных и святых чувств в сердце. Образ совершения молитвословий, прописанный мной, есть самый надежный и прочный к тому способ. Вы пишете, что начали творить свои молитвы по тому способу. Приложите усердие совершать сие в совершенстве как должно, и все будете богатеть св. чувствами, а они будут держать ум в сердце. Без чувств не удержите его дома; все будете вырываться и блуждать по сторонам.
Благослови Господи труд ваш – дойти до навыка совершать молитвословие, как указано. Начали; но мне показалось, что вы все-таки спешите, чтоб дочитать до конца положенное. Это до конца надо совсем выбросить из внимания, – и всю заботу обратить на возгревание святых чувств, не позволяя себе ничего в ущерб им. А вы не так поступаете. Пишете, что при чтении одного псалма пошли слезы. Вам и следовало его еще читать, или повторять те особенно стишки, которые возбудили плач, не двигаясь вперед, хоть бы и все время, положенное на ту службу, прошло в этом, и с прибавком. А вы потекли дальше и разогнали свой плач. Плача что может быть дороже? А то дочитание до конца что вам принесло? Ровно ничего. Вот вы и оказались действующей не в видах своих духовных польз. Пишете еще: «В другой раз сам собой зачитался пятидесятый псалом». И читали б его, если он приводил в движение чувство. А вы все свое – гнать до конца.
Припомните, что пишется про одного великого старца, как он редко дочитывал и одну славу из Псалтири, потому что уходил в духовные чувства и, стоя пред Господом в сердце, молился сам от себя соответственно тем чувствам, и уже не ворочался к читанию. Вот как надо. Без читания Псалтири или молитвенника нам нельзя. Этим подогревается сердце, как подбрасыванием дров усиливается ослабевающий в печи огонь. Но когда сердце разогреется и какое-либо чувство завладеет всей душой, тогда не следует далее читать. Эго будет только разбивать чувство, и правило пройдет без всякой пользы. А некто мне рассказывал вот что. Вздумал я, говорит, во время утрени пятидесятый псалом читать, мысленно обращая всякий стих в особую молитву. Утреня кончилась, а я пятидесятого псалма не кончил, хоть все время молился. – И у многих Отцев святых читается: «Брось меру», – т.е. определенное число псалмов и молитв.
Причащаться св. Христовых Таин почаще – хорошо. Если можете, и не раз в месяц причащайтесь. Первые христиане на каждой Литургии причащались. Но об этом поговорите с своим духовником.
В церковь ходить надобно; но как вы немощная, то можете увольнять себя от этого, когда немощь бывает, и ходить, когда здоровы. Когда не ходите, укоряйте себя, как ленивую и неключимую рабу. Дома так помолиться, как в церкви, не можно.
Откуда вы взяли, что я час назначил вам на вечерню? Я писал только примерно, предоставив все вашему усмотрению. Время определяйте, как для вас пригоже; только без поблажки лености. Не во времени сила, а в духе. Если читаемое на домашнем правиле, читается будто от себя, со вниманием и соответственными чувствами, то это – должное читание. Останавливаться надо только, когда особое чувство всей душой завладеет. Тогда книжку в сторону, – и молиться так. Приступая к молитвословию, всегда надо расшевелить душу, если она не в чувстве, размышлением, воззванием к Господу и поклонами, и тогда начинать его. Впрочем, молитвословие, прежде обдуманное и обчувствованное, само расшевелит. А которое необдумано и необчувствовано, скорее рассеет, чем соберет. Такое лучше заменять поклонами с молитвой Иисусовой или другой какой коротенькой. Иногда и все службы можете сим способом справлять.
Обычное бдение у Отцев есть половину ночи употреблять на молитву, а когда всю ночь стоять на молитве, то это будет всенощное бдение. У кого-то, не помню, написано: «С вечера молись два часа, и ложись спать. Поспи часов шесть и вставай, и уже молись до утра, т.е. часа четыре». – Применяйте к этому и свой сон.
Всенощное бдение, – в 12 часов длительности, – не особая служба, а та же, что у нас кончается часа в два или три. Растягивается оно на всю ночь протяжнейшим пением и вставкой чтений из св. Отцев, которых бывает до шести и семи. Вам, если вздумаете, можно растянуть тоже чтениями, а вместо пения вставляйте побольше поклонов между разными частями службы, и протянете.
Что же это такое с вами деется? Не успели вы начать дела жизни достодолжной, как пошли у вас какие-то чудесности. – Видели во сне лицо человека невиданного прежде, а после увидели карточку, схожую с тем человеком. Оказалось, что во сне видели то лицо, которое желалось видеть. Была какая-то юродивая, и хоть нельзя было разобрать толком речей ее, но видно, что она обещает вам что-то великое. Затем у вас чуются какие-то отрады, так что будто небо преклонилось к вам, чувствуете, что Бог вас любит, и вы Бога любите, и еще что-то подобное было. – Святая, да и только. Но все это еще бы ничего, но то дивно, что вы сами, кажется, начали склоняться на ту мысль, что вы какая-то особая избранница, и в самом деле уже махнули далеко. Всех назади оставили. Из молодых ранняя. Но как же это вы не подумали, что не бывает так, чтоб десять-пятнадцать поклонов положивши, можно было встретить такие особенности в истинном их виде? Все, испытанное вами, бывает и в истинном Божием порядке, но для вас быть сему очень рано. Нет тут истины, а все прелесть вражия. Вы не верите в козни врага, вот он и городит пред вами, что считает подходящим. Цель же у него та, чтоб ввести вас в самомнение и отчуждать от благодати, которая не может оставаться там, где качествует самомнение, как пчела в дыму; а потом, когда останетесь вы одни, свернуть вам голову. Это только начало он полагает и на этом не остановится, а все более и более будет опутывать вас подобными обольстительными призраками, пока совсем втянетесь в самомнение. Под прикрытием вашего неверия в его козни ему легко будет в этом успеть. Вы будете думать, что все это или вашего ума просветленного дело, или ангельское внушение, – и будете тем питать свое самочувствие, самоценение и самомнение. Когда все будет подготовлено, тогда он подкатит к вам на огненной колеснице – взять вас на небо. – И вы по самомнению согласитесь. И полетите, только не на небо, а во вражье жилище.
Я прописываю это вам, как дело вероятное и над вами сбыточное. Но что так бывает, сколько уж было опытов?! Напомню вам один.
В одном монастыре был ретивый инок, – любимец и питомец настоятеля. Пришло ему в голову – в затвор. Старец отговаривать. Куда?! В затвор, да и только. – Подержал, подержал старец; наконец согласился. Была недалеко гора; в горе пещера. Взобрался туда новый безмолвник. Сидит. Всход крут. Пищу ему подавали на веревочке, которую он спускал вниз. Молился, читал, справлял рукоделие.
Старец навещал его и наблюдал за течением его помышлений. Так прошло довольно времени. Молодой безмолвник держал дело как следует и начал ощущать действия духовные. Это в порядке вещей. Но ему сразу шибнуло в голову: «Вот как мы!» – Раз-другой отплюнулся, а потом и пропускать стал такой помысл. Дальше, да дальше, и установилось помышление, что он любимец Божий, Бог обнимает его невидимыми объятиями любви.., и у него рай. Доведши его до этого, враг поприлежнее за него взялся. Начал-то во сне, то чрез внушение в помыслах, открывать ему, что тогда-то тот-то к тебе придет, а тогда-то тот-то, что там-то то-то сделалось или делается, а там-то вот что. И все эти откровения оправдывались на деле. Тут уж и сомнения не оставалось в юном старце, что Бог в нем и что пред ним все тайны открыты. Еще немножко, и враг подступил к нему в виде Ангела светла и говорит: «Бог внял твоим молитвам и трудам и положил пресечь твое земное странствие. Господь послал меня сказать тебе, что завтра в полночь Он явится тебе и возьмет тебя с Собою. Будь готов!» – И – Боже мой! Какая радость?! Приносят пищу. Он говорит сверху принесшему: «Нет, уж мне не нужна теперь эта пища. Скоро начну вкушать иную в Царствии Небесном». Изумился принесший. Постоял – постоял и пошел домой. Приходит к настоятелю и говорит, что слышал. Ужаснулся старец и поспешил в пещеру. Взобрался, и ну толковать юному небошественнику, что он в прелести и что враг хочет сгубить его. Слушать не хочет, говоря: «Как так? Не млею ли я в молитве? Не испытал ли откровений и озарений? Нет, быть не может, чтоб все это было от врага». Старец толковал ему, что враг может подделываться и под проявления духовной жизни, искусно прикрывая при сем свою мрачность, и что именно бывшие ему откровения суть вражеские против тебя козни. – Не поверил юный словам старца и остался при своем. Тогда старец сказал: «Так я не отойду от тебя, пока придет тот, кто обещался прийти к тебе». Сидят, беседуют, совершили и обычное ночное правило. Настала полночь, и явился взятель на небо. Старец сразу узнал его и стал между им и своим питомцем. Тот хотел силой взять свою добычу, но старец не давал. Произошла борьба: тот тянул юного к себе, а старец не уступал. Бог помог ему не выпустить из рук своего любимца, но враг успел сорвать с него мантию. Взлетевши с ней на воздух, он изорвал ее в клочки, которые падали оттуда мимо отверстия пещеры. Старец сказал тогда своему юному небошественнику: «Видишь, клочки-то летят? То же было бы и с тобой, если б не помог мне Бог защитить тебя». – Затем свел его вниз и поместил среди братий.
Видите, как дело-то? И как скоро можно попасть в когти человеконенавистного врага, которого козней вы не признаете! А историю Исаакия, затворника печерского, вы конечно знаете. И к св. Симеону Столпнику подлетала огненная колесница, и он уж занес было и ножку. – Удостоверьтесь же, как хитр враг и как искусно может он прикрывать свои когти. И как потому очень возможно и вам попасть в них. Бывшее с вами я не колеблясь признаю кознями врага. Если теперь же сразу не отбросите их с отвращением и, вникнув в сердце, не изгоните из него всякое самочувствие и самоценение и на место их не водрузите чувства своей всесторонней ничтожности и ни к чему негожести, то он не поленится потрудиться над вами и окружить вас еще более отуманивающими призрачностями.
Больше об этом распространяться не буду. – Извольте мерой своего успеха в духовной жизни считать все более и более углубляющееся чувство своего непотребства и недостоинства пред Богом, и всякую мысль, что будто мы с вами уж не то, что другие, гоните как вражеское всеяние, и истребляйте, как вражеские силки.
Я не мог не обратить внимания на то, что вы написали о бывающем с вами. И не изменю своего о том понятия. Тут явны козни врага. – А вы – в протест. Говорите, что «в ваше время уже не бывает таких искушений». А знаете ли вы это? Если не знаете, то зачем и говорить? Враг все одинаков; и если где найдет подходящим сказанное мной искушение, то не откажется подвергнуть ему преследуемого им, не страшась показаться несовременным. Ему лишь бы душу сгубить. Я нахожу, что к вам очень может он подойти с такой прелестью. Ваша обстановка такая, что к другому чему в вас не свободно ему руки приложить. Да ведь не все огненные колесницы. Приемы разны; а цель одна – засеменить самоценение, раздуть его в возношение и завершить дело гордыней богопротивною. А возношение разве не колесница огненная? Еще какая огненная-то, и притом какая легкая! Духом за облака, далее на самое небо и на равный Божиему престол. Там и будет парить, дока не изречется приговор правды: «Во ад снидеши!»
Пишете, что «умеете различать помыслы»; и даете мне самому дополнить эту речь, следовательно, могли бы узнать, если б было что худое в бывшем с вами.
Как не заметили, то, стало быть, худого тут ничего и не было. – Неправда; оно тут было, только прикрыто. Видимость вся не худа; но что внушалось и что принято, то худо. Мне никакого нет удовольствия навязывать вам какую-либо худобу. Но видя, как ей возможно быть, и замечая маленькие следочки ее, как могу не предостеречь и не указать?! Вот это я и сделал. «Умею различать помыслы». – А св. Симеон разве не умел? Св. Исаакий разве не умел? И многие другие разве не умели? И однако ж видите, что было с ними? Вы, кажется, воображаете, что враг – дурачок. Если станет искушать, то прямо каким-либо явным худом. Пойдет он к вам с худом! Уж какие светлости представит, что вы и рот разинете. Тут-то он вас и схватит. Яму открытую всякий увидит; а яму, прикрытую цветами, не всякий распознает. Не распознает и упадет в нее. У врага нашего два действующих полка. Один соблазняет кажущимся, призрачным добром; а другой – настоящим злом. Первые пролагают дорогу вторым. Те начинают, а эти заканчивают поражение.
Заключаете: «Ну, буду стараться дойти до чувства своей негожести, чтоб видеть себя слепой, расслабленной и прокаженною». Вот это лучше всех рассуждений. Ни на что Господь не подает так скорой помощи, как на восчувствование этого. Когда восчувствуете это, – и не кое-как, не поверхностно, а глубоко, тогда устроите около себя ограду из гранита и стали. Врагу много надо будет хлопот, чтоб достать до вас, – и когда достанет, ничего не поделает, ибо у вас будет тогда еще и броня, и свет будет около, ослепляющий врага, так что ему не видно будет, куда направлять удары.
Незавидное ваше здоровье – Божия вам милость. Если б вам, при живости вашего характера здоровье, то кто бы вас удержал в таком смиренном образе жизни? Цель, коей достигнуть стараетесь, удобнее достигается при немощах. Благодушествуйте же и благодарите Господа, что не можете исполнять, как бы хотелось, молитвенного правила, не смущайтесь тем. Имейте одно правило – быть в молитвенном настроении, т.е. во благоговеинстве пред Богом и в преданности в Его святую волю. Чтоб мысли не блуждали, повторяйте какой-либо коротенький молитвенный стишок или читайте псалмы, какие знаете на память, и из каждого стиха изводите свои молитовки, применительно к вашему положению.
Кто же это вам сказал, что трудно спастись? Стоит только захотеть и взяться за дело решительно – и спасение готово. Оно уже приготовлено для всякого: приди только и возьми. Так что трудно не спастись, а трудно захотеть встать, пойти и получить спасение. Но в таком случае не следует говорить: «Трудно спастись»,– а: «Лень нам спастись».
Самим нам не только трудно, но и решительно невозможно спастись. Но с Господом Спасителем какой труд? Имеем Бога, Который все промыслительные действия Свои направляет к тому, чтоб все мы пришли в познание истины и спаслись, – и еще будет нам трудно спастись?!
Есть, конечно, в сем труд, ибо какое же дело делается без труда? Но труд наш в содевании спасения так мал и ничтожен сравнительно с великостью дела спасения, что о нем и поминать не стоит.
Для вас все еще темен спасительный строй внутри. Читайте первые пункты Филофея Синайского в Добротолюбии и смотрите, что там. Один акт, – и все тут. Ибо он все к себе стягивает и держит в строю. Извольте так устроиться, и получите должный строй внутри, и ясно его увидите. Акт сей есть стать вниманием в сердце, и стоять там пред Господом в благоговеинстве. Се начало духовной премудрости!
Желательно вам умудриться в различении помыслов. Сойдите из головы в сердце. Тогда все помыслы ясно видны будут вам, движась пред оком ума вашего острозоркого; а до того не ждите должного различения помыслов. Извольте принять к сведению, что различение помыслов не то же, что гнание их вон, когда они недоброкачественны. Это есть брань мысленная, которой предшествует различение, какие помыслы друзья и какие – враги. Увидев в них друзей, принимают их с почетом, а увидев их врагами, прогоняют с бесчестием. Ведайте также, что различение помыслов различает не добрые только и худые, но и дельные от бездельных и пустых и кажущиеся добрыми от настоящих добрых, – наипаче же то различает, какие помыслы в виде побуждений и целей окружают дела наши, и обычные, и особые какие, чтоб не прокрались побуждения и цели, непозволительные в добром христианине, и не испортили дел наших. Чего это касается и как все делается, учитесь у св. Лествичника, в особом пространном слове его о различении помыслов. По тем указаниям и начинайте действовать, – и опыт всему вас научит.
Вам желательно бывает оценить себя поопределеннее, что вы такое. На что же это вам? И как же вы не видите тут врага, который пролагает вам дорогу к самоцену, – сей пагубнейшей язве? Небось, красно при этом раскрашает, сколько от этого польз, – и все духовных!!! А вы и порываетесь к тому, врага т.е. слушаете, и в пагубу спешите. Только поддайтесь, и он тотчас подпустит вам яду самоцена, и вы пуститесь мечтать о себе, что вот уж как хватили, не то, что те-то и те-то. И начнете вы на всех смотреть, как с колокольни, смотреть, т.е. вражескими глазами. Вот и польза духовная! Опять прихожу к мысли, что вы все в голове, а не в сердце. Сойдите в сердце – и тотчас оцените себя. Вы изъявляли желание дойти до чувства своего непотребства. Вот это вы и начнете видеть и чувствовать, как только сойдете в сердце. Чем дальше, тем это яснее будет видеться. Наконец порешите; слепая я, расслабленная, прокаженная, – и это не заученной фразой, а самым глубоким и нераздвоенным чувством сердца. – И се та двенадцатая степень духовного совершенства, о которой говорит св. Макарий Египетский в своих беседах!
