Предыдущая | Содержание | Следующая
О том, как совершается, зреет и крепнет в нас христианская жизнь, или то же о порядке богоугодной жизни.
Надобно
исполнять заповеди, и исполнять все; но естественного у нас нет желания,
усердия и ревности на то. В покаянии, ради духа сокрушенного и обета творить
волю Божию, Божией благодатью возжжен сей огнь в духе нашем; он-то и есть сила
на творение заповедей и только он один и способен подъять все это бремя. Если в
исполнении заповедей — основание спасения, то дух ревности есть единственная
для нас спасительная сила. Где он, там тщание, усердие, готовность, живость на
дела, угодные Богу. Где нет его, там все прекращается и падает: нет жизни духа
— он хладеет, замирает. Там пусть будет и творение дел добрых — они добры будут
только по форме, а не по силе и духу. Это тот огнь, который пришел возжечь на
землю Господь наш Иисус Христос и который возжигается Духом Святым в сердцах
верующих, нисшедшим в виде огненных языков.
О
сем духе ревности Господь говорит: огнь приидох воврещи (Лк. 12, 49).
Апостол заповедует духа не угашать (1 Фес. 5, 19) и о себе
свидетельствует: со усердием гоню (Флп. 3, 14). И у святых отцов он
именуется разно: исканием, предложением, усердием, тщанием, теплотою духа и
горением и просто ревностью.
Судя
по сей великой важности и великому значению ревности, первым делом
христианина-подвижника должно быть хранение сей ревности и усердия, как
источной силы богоугодной жизни. Хранить, следовательно, употреблять особого
рода приемы и упражнения, способствующие к сему. Какие же именно? Ревность
должно сохранять таким же путем, каким она родилась, а родилась она внутренним
изменением сердца, под невидимым действием благодати Божией.
Внутреннее,
невидимое восхождение нашего духа до ревности началось пробуждением
благодатным и окончилось решительным обетом ходить неуклонно в воле Божией. В
этом восхождении соблюдалась постепенность самая строгая. Человек-грешник,
живущий весь вне и потому называющийся внешним, пришедшею благодатию
втесняется внутрь себя и здесь, как от сна пробужденный, узревает совсем
новый мир, дотоле ему безвестный. Это — первый толчок, после которого, при
помощи Божией, чрез разные помышления и чувства, он мало-помалу
высвобождается из первого мира, переходит в другой и повергается пред Царя его
и Господа, предлагая Ему клятвенный завет навсегда быть Его рабом. Итак,
желающему сохранять неугасаемою ревность, должно: а) пребывать внутрь, б) зреть
новый мир и в) стоять в тех чувствах и помышлениях, чрез кои он, как бы по
ступеням лестницы, восшел к подножию Престола Господа.
Вот
что должно быть непрестанным упражнением, подвигом и деланием
христианина-подвижника!
Когда
наседка, нашедши зерно, дает знать об этом своим детенышам, тогда они все, где
бы ни были, лётом летят к ней и собираются своими клювами к той точке, где есть
клюв. Точно так же, когда Божественная благодать воздействует на человека в
сердце его, тогда дух его проникает туда своим сознанием, а за ним и все силы
души и тела. Отсюда — закон для внутрь-пребывания: держи сознание свое в сердце
и собирай туда напряжением все силы души и тела. Внутрь-пребывание, собственно,
есть заключение сознания в сердце, напряженное же собрание туда сил души и тела
есть существенное средство, или делание, подвиг. Впрочем, они взаимно друг
друга рождают и предполагают, так что одно без другого не бывает. Кто заключен
в сердце, тот собран; а кто собран — тот в сердце.
Около
сознания в сердце должно собираться всеми силами — и умом, и волею, и чувством.
Собрание ума в сердце есть внимание, собрание воли — бодренность,
собрание чувства — трезвение. Внимание, бодренность, трезвение — три
внутренних делания, коими совершается самособрание и действует
внутрь-пребывание. У кого есть они, и притом все — тот внутрь; у кого нет, и
притом хоть одного — тот вне. Вслед за такими деланиями душевными, туда же
должны направляться и телесные, им соответствующие органы: так, за вниманием —
обращение внутрь очей, за бодренностию — напряжение мускулов во всем
теле, в направлениях к персям, за трезвенностию — оттеснение мокротных,
как выражается Никифор, каких-то расслабляющих, движений, подходящих к сердцу
из нижних частей тела, подавление услаждения и покоя плоти. Такие телесные
делания, действуя неразлучно с душевными, суть самые сильные, помогающие тем
душевным средствам, без коих им и быть нельзя.
Итак,
все делание внутрь-пребывания чрез самособрание состоит в следующем. В первую
минуту по пробуждении от сна, как только сознаешь себя, низойди внутрь к
сердцу, в эти перси телесные: вслед за тем созывай, привлекай, напрягай туда и
все душевные и телесные силы, вниманием ума, с обращением туда очей,
бодренностию воли, с напряжением мускулов и трезвением чувства, с подавлением
услаждения и покоя плоти, и делай это до тех пор, пока сознание не
установится там, как на своем месте — седалище, не прилепится, не привяжется,
как липкое что-либо к крепкой стене; и потом пребывай там неисходно, пока
пользуешься сознанием, часто повторяя то же делание самособрания и для
возобновления его, и для укрепления, потому что оно поминутно то расслабляется,
то нарушается.
Надобно
знать, что это внутрь-пребывание и собрание не то же, что углубление при
размышлении, или дума (от слова «задумываться»), хотя много походит на него.
Последнее стоит только в исходище ума, оставляя другие силы незанятыми, и
держится в голове, а то стоит в сердце, в исходище всех движений, ниже и глубже
всего, что в нас есть и бывает, или происходит так, что все это совершается уже
поверх его, пред его глазами, и то позволяется, то запрещается. Отсюда само
собою очевидно, что внутрь-пребывание есть, в истинном своем виде, условие
истинного господства человека над собою, следовательно, истинной свободности и
разумности, а потому и истинно духовной жизни. Это подобно тому, как во внешнем
мире владетелем города считается тот, кто занимает крепость. Потому всякое
духовное делание и всякий вообще подвиг должен быть совершаем отсюда, иначе он
— не духовен, ниже подвижничества и должен быть отметаем. Царствие Божие
внутрь вас есть, говорит Господь (Лк. 17. 21), и потом для одного духовного
делания заповедал: вниди в клеть твою и затвори двери... (Мф. 6, 6). Это
— клеть сердца, по разумению всех святых отцов. По сей-то причине человек
духовный, спасающийся, подвизающийся, и называется внутренним.
Что
собрание внутрь есть приспособленнейшее средство к хранению ревности, это
сейчас видно:
1)
Собранный должен гореть, ибо собирает все силы воедино, подобно как лучи
рассеянные, будучи собраны в одну точку, обнаруживают сильный жар и зажигают. И
действительно, с собранием всегда соединена теплота: дух здесь видится сам с
собою, как говорит Никифор, и играет от радости.
2)
Собранный силен, подобно войску устроенному или пуку слабых тростей связанных.
Оно, подобно препоясанию чресл, означает готовность и силу действовать.
Несобранный всегда слаб и или падает, или не делает.
3)
Собранный зрит все в себе. Кто в центре, зрит по всем радиусам, все видит в
круге ровно и как бы в один раз, а выступивший из центра видит по направлению
одного только радиуса; точно так и тот, кто собран внутрь, видит все движения
своих сил — видит и управить может. Горение же духа — сила и зрячесть, и
составляют истинный дух ревности, который из них слагается. Потому следует
сказать: только будь внутрь, и не престанешь ревновать.
Такто
значительно внутрь-пребывание! Значит, должно потрудиться, чтобы стяжать его,
ибо и оно не вдруг оказывается, а по времени и многом искании. На первом месте
оно поставляется потому, что есть условие духовной жизни. Его совершенствование
зависит от совершенства трех производящих его душевных и трех телесных деланий,
именно: внимания ума с обращением внутрь очей, бодренности воли с напряжением
тела и трезвения сердца с отбиванием услаждения и покоя плоти. В полном же свете
явится тогда, когда будет стяжена чистота ума от помыслов, чистота воли от
пожеланий, чистота сердца от пристрастий и страстей. Но и до того времени все
же оно есть внутрь-пребывание, хотя несовершенное, незрелое, не непрерывное.
Отсюда
само собою очевидно, какие средства к неисходному внутрь-пребыванию, или,
лучше, средство одно: удаляй все, что может нарушать показанные три делания, в
их двойном сочетании, или все, что может отвлекать вовне силы души, с
соответственными им отправлениями тела: ум и чувства, волю и мускулы, сердце и
плоть. Чувства развлекаются внешними впечатлениями, ум — помыслами, мускулы
расслабляются распущенностью членов, воля — пожеланиями, плоть — покоем, сердце
— пленом или прилеплением к чему-нибудь. Следовательно, держи ум без помыслов,
чувства — без развлечений, волю — без пожеланий, мускулы — без ослабы, сердце —
без плена, плоть — без угодия и покоя. Итак, условие и вместе средство к
внутрь-пребыванию: в душе — борение с помыслами, пожеланиями и пленами сердца,
в теле — связание его, а за ними — изменение внешнего порядка. Судя по сему, и
все последующие подвиги, кои будут направляться к умерщвлению самости, суть
вместе средства и к внутрь-пребыванию.
Вот
почему в наставлениях святых отцов (учение о трезвении, блюдении ума) внутренняя
жизнь всегда поставляется в неразрывной связи с подвижническою бранию. Однако
же собрание не то же, что брань. Это — особое делание духовное, начальнейшее.
Оно есть место, где все духовное делается — и брань, и чтение, и богомыслие, и
молитва. Что ни делал бы подвизающийся, прежде всегда войди внутрь и оттуда
действуй.
«Старайся
войти в храмину, находящуюся внутри тебя, и увидишь храмину небесную», —
говорит святой Исаак Сирианин. И действительно, вступивший внутрь себя видит
иной некоторый мир, подобный необъятной храмине, невидимый и невоображаемый, но
печатлеющийся в сознании, в коем, однако ж, не себя зрит человек и не то, что
происходит в нем, ибо все это должно замолчать — и молчит. В первый удар
благодати зовущей, вместе с вступлением внутрь, открывается и сей мир,
независимо от человека, хочет ли он того или не хочет. После же зрение его,
равно как и внутрь-пребывание, предается свободе человека и должно быть делаемо.
Такое делание, как воспроизведение второго изменения, при восхождении человека
до решимости и ревности, есть второе средство к сохранению и возгреванию
ревности.
Оно
состоит в том, чтобы содержать в сознании и чувстве все строение духовного
мира. Подобно тому как вступивший в комнату называется зрящим ее, когда держит
в сознании всю ее, со всем ее расположением, так и вступивший внутрь себя, как
на порог, будет зреть иной мир, когда напечатлевает в сознании своем все его
строение. Все, следовательно, сюда относящееся, исполнится, когда ум поймет,
что такое строение духовного мира, когда напечатлеет его в сознании, или
затворится в нем сознанием, и будет стоять в нем неисходно.
Все
строение духовного, невидимого, мысленного, но тем не менее действительного
мира кратко может быть выражено так: Бог Единый, в Троице поклоняемый, вся
сотворивший и вся содержащий, восставляет, или, по Апостолу, возглавляет (см.:
Еф. 1, 10) всяческая в Господе нашем Иисусе Христе, чрез Духа Святаго, в Святой
Церкви действующего, Который, по усовершении верующих, переводит их в другой
мир, что и будет продолжаться до времени исполнения всех, или кончины века,
когда, по воскресении и суде, воздается комуждо по делом: одни ниспадут в ад,
другие вселятся в рай, и Бог будет всяческая во всех (1 Кор. 15, 28).
Это
— всеобъемлющая рама всего истинно сущего, бывающего и имеющего быть. Здесь
сокращенно все содержание Божественного откровения. Все возможное и
действительное входит сюда и есть здесь. Это также содержание Символа веры.
Главнейшие предметы здесь: вседержительство Божие, домостроительство спасения и
четыре последних — смерть, суд, рай и ад. Эти именно предметы святитель
Христов Тихон заповедует всем христианам непрестанно помнить от младенчества до
гроба.
Это
строение должен напечатлеть подвизающийся христианин в уме своем, довести то
есть до светлой ясности сознания, или так глубоко войти в него, или его
восприять в себя, чтоб оно было как бы навязанным на него, — так сраствориться
с ним, чтобы сознание и в движение не могло приходить без ощущения его в себе
или на себе, подобно тому как нельзя сделать движения руки без того, чтобы не
сотрясать воздуха, или открыть глаза без того, чтобы не подлежать впечатлению
ударов света. Лучшее средство к тому: установление себя в этом строении,
подобно тому как окинувший себя взором зрит себя установленным в известном
мерном соотношении со всеми вещами, окружающими его, — установление,
следовательно, во вседержительстве Божием, в Его деснице, ощущение себя
держимым от Него, Им проницаемым и зримым, или, как говорит Василий Великий,
памятование, что ты еси назираем; установление в участии в домостроительстве
спасения, в качестве члена Церкви, — чувствии, по Златоусту, что ты воин
Христов и записан в оном граде; установление в смерти и суде, с обращением ока
то в рай, то в ад.
Установление
это дается не вдруг... Оно — цель. Искание его, делание с целью приобресть,
есть подвиг мысленный, многотрудный и продолжительный, но нельзя сказать, чтобы
многосложный. Весь он состоит в простом напряженном зрении умом на сии
предметы. Зри себя содержимым десницею Божиею и зримым оком Божиим, спасаемым в
Господе, стоящим в смерти, под судом, чтобы вследствие того или рай приять, или
быть поглощену адом. Весь труд сначала обращается на то лишь, чтобы узреть все
это. Когда кто раз добьется зрения, тот после начнет узревать легче и чаще; и
чем кто непрерывнее, напряженнее и усерднее будет совершать это, тот тем скорее
достигнет непрекращаемого зрения, или, что то же, стояния в духовном мире, пред
Богом, в Церкви, в час смерти и суда, в преддверии ада или рая.
Последний
предел сего делания есть стояние в мире духовном, или как бы ощущение себя в
нем. Именно: в отношении к вседержительству Божию бытие в таком
ощущении, в каком дитя на руках матери; ко всезрительству Божию, в каком
подданный пред царем; к домостроительству спасения, в каком воин в
строю, или сын в доме отца, или искусник за делом, или как товарищ в кругу
друзей, или как свой в своем семействе; к смерти и суду, как
преступник, ждущий ежеминутного приговора; к раю и аду, как
стоящий на самой узкой дощечке, с одной стороны коей — бездна, клокочущая
огнем, а с другой — прекраснейший сад. Кого сподобит Господь все это восприять
в чувство, о том надобно сказать, что он исшел из сего мира и пребывает в
другом своим сознанием и сердцем, что он вошел в Царствие Божие или восприял
его в себя. Царствие Божие внутрь вас есть. Это выступление из
настоящего мира и вступление в другой должно быть поставлено целью и составляет
предмет напряженного искания.
Условие
к тому есть, само собою, внутрь-пребывание, в неразрывной связи с которым и
зачинается, и зреет, и совершается, так что когда образуется неисходное
внутрь-пребывание, тогда образуется и стояние в мире Божием; и обратно: тогда
только и благонадежно внутрь-пребывание, когда укрепится стояние в ином мире.
Самое
делание состоит, как сказано, в понуждении воззревать на сии предметы
сколько можно чаще, с желанием непрерывного зрения их. С первой минуты
пробуждения к сознанию, войди внутрь и со всевозможным напряжением вставляй
себя в этот строй и порядок. Сначала лучше установлять взор на одном каком-либо
предмете и зреть его, пока напечатлеется он, а потом переходить к другим. Когда
переберутся все, тогда и весь строй может быть сознаваем в один миг. Иные
распределяют это делание по дням, иные — по частям дня: например, о смерти —
после обеда, как кто найдет удобным или к чему сознает подвижнейшим дух свой.
Только одного закона должно держаться — не переменять часто, ибо это отнимает у
делания весь плод. Не должно также упускать из виду, что это переменяемое
зрение есть только средство, цель же есть неисходное стояние во всем том строе.
Кто, навыкнув зреть одно, не переходит к другому, тот остановился на пути и
обманывает себя, воображая, что уж имеет то, к чему только лишь подвигся или к
чему начал стремиться. Навыкнув в одном, всегда чрез него переходи к другому,
как для того, чтобы не губить стяжанного трудом, так и для того, чтобы тем
подготовиться к скорейшему напечатлению другого. Должно помнить, что это — не
размышление, а недвижимое зрение ума, или вера в тот предмет; движение же ума к
помышлению, как случайность невольная, бывает, но не советуется, не
благоволится, а должно быть пресекаемо тотчас по сознании того.
В
пособие к успешнейшему прохождению сего делания и совершенству в нем можно
взять место Священного Писания, относящееся к тому или другому предмету, и
повторять его непрестанно в продолжение дня или более, например: Камо пойду?
(Пс. 138, 7); Предлежит единою умрети, потом же суд... (Евр. 9, 27); Собираеши
себе гнев на день гнева... (Рим. 2, 5); Несть иного имени, о немже
подобает нам спастися (Деян. 4, 12), и прочее; иметь картину смерти, креста
или Суда Страшного и поставить в таком месте, чтобы она как можно чаще и
невольно ударяла в глаза; избирать книги и статьи, резко изображающие сии
предметы, и беседы, если случатся, с единомысленным, вести более о том же; чаще
поминать суды Божии невидимые и неожиданные, случаи смертные, умерших родных и
их состояние, видеть себя на одре смертном, смотреть на похороны. Все это резче
действует на дух человека, если он стоит в этих предметах во время молитвы. При
помощи Божией таким порядком напечатление совершается очень быстро. Надобно
только напечатленный в молитве предмет не кидать потом, а ходить с ним, пока
можно, хотя и несколько дней, стараясь поддерживать впечатление то писанием, то
чтением, то беседою, то другими способами. Хорошо для совместного всех их
напечатления мысленно напрягаться, зреть их в один миг или, по крайней мере, в
одно время хоть один после другого. Лучше всего, впрочем, сколько можно чаще
прочитывать Символ веры, напрягаясь тоже все истины его озирать в один миг.
Труд, напряжение, усилие скоро приведут к желанной цели; только не ослабевай,
не прерывай, а все делай и делай, хоть плода и уменья не видно. Годы пройдут
без плода, а одна минута все даст неутомимому делателю в вертограде Царства
Христова, ради постоянства его в труде и усердия терпеливого.
Такое
зрение другого мира способно содержать и возгревать дух ревности тем, что
доставляет истинное поприще для действования ревнующему духу. «Ты — не здешний,
— говорит Златоуст, — а из другого мира; следовательно, и действовать должен
как бы в том мире, а для того и зреть его. С другой стороны, кто зрит его, тот
постоянно будет иметь пред глазами как бы норму какую и образчик, напоминающий,
чтобы не уклониться, не сделать чего-нибудь криво. Это хорошо и тогда, когда бы
кто умом только зрел эти предметы. Если же кто дойдет до блага восприять их в
чувство хоть чутьчуть, у того они возводят мгновенно ревность до великого
напряжения. Все святые отцы называют их «остнами (жалами, иглами — Ред.)
будущими». И что из этого ни было бы принято чувством, оно того, кто принял, не
допустит до греха. Помни, учит Сирах, последняя твоя, и во веки не
согрешиши (Сир. 7, 39). Предзрех, свидетельствует пророк Давид, Господа,
да не подвижуся (Пс. 15, 8). Макарий Великий был иссушен, как сам он
говорит, памятию огня геенского, другие же плакали непрестанно от памяти
смертной. И множество есть изречений у святых отцов относительно сих предметов
и относительно того, как сильно они напрягают дух человека и возгревают
ревность. Пришедший в чувство их зрит себя в великой тесноте, а в крайностях,
известно, как бывает сильно напряжение.
Но
все это есть только приготовление, условие и средства к возгреванию ревности.
Восстановление ревнования самого решительного и усердия крепкого совершается
чрез воспроизведение тех чувств и помышлений, чрез кои первоначально, вслед за
пробуждением от греховного усыпления, взойдено до него.
По
пробуждении видел ты себя в крайней опасности, гибнущим, был в великой нужде и
туге, и теперь восставляй это же чувство опасности и крайности, ибо они есть на
самом деле. Бывай в боязни и не допускай думать и успокаиваться тем, что все
будто миновалось.
Тогда
ты, отрешаясь от всего, все оплевал и презрел, избрав иные блага —
нечувственные, невидимые, духовные: отрешайся и теперь, все отревай и склоняйся
к невидимому, духовному; его зри и напрягайся возлюбить.
Отрешался
ты тогда от человекоугодия: почитай и теперь себя ниже всех; имей готовность на
презрение и поношение всякое.
Все
вменил ты тогда ни во что: не дорожи и теперь ничем; носи готовность, повергши
все, остаться голому.
Попрано
было тобою тогда саможаление: возвышайся и теперь до готовности к самым крутым
крестам и продолжай самоозлобление.
Тогда
разбирал свою жизнь: продолжай и теперь возрастать в самопознании; вникай в
заповеди Евангельские и смотри, чего нет в тебе; там положено семя — теперь
расти его.
Тогда,
по познании греховного жития, видел ты себя безответным и сокрушался: не
переставай и теперь стоять безответным пред лицом правды Божией; осуждай себя
всегда и во всем без всякого оправдания и уклонения льстивого, ненавидь свою
волю, и хотение, и разумение; поражай себя стыдом и страхом безнадежности; зри
себя висящим над бездною и недостойным пощадения. Тогда возник ты духовно и, по
вере в Господа и в надежде на помощь Его, дал обет усердно работать Ему во все
дни жизни, до умучения себя самого безжалостного, и теперь взывай: «Достоин я
всякого осуждения и муки, но, ради беспредельного желания Божия нашего
спасения, по коему и Единородный Сын не пощаден, не отчаяваюсь в своем
спасении. Не знаю, когда и как, но верую, что буду спасен. Только, Сам Господи,
дай Ты мне биться все время жизни, ища спасения у Тебя — в надежде, что не
оставишь помощию, ради милости Твоей и ходатайства угодников Твоих. Имиже веси
судьбами, спаси мя!»
Вот
чувства! Все их прилично назвать жизнедеятельностию духовною. И
действительно, когда они есть, — значит, духовная жизнь в действии; и когда
нужно возжечь ослабевающую жизнь, надобно стать в какое-либо из этих чувств.
Святые отцы все говорят о них — то о всех в совокупности, то по частям. И это
общий совет и заповедь — непременно стоять в каком-нибудь чувстве. Кто выступил
из них, не ищет их, не жалеет об отсутствии их, тот есть охладелый и потому
состоит в опасности — замер, может быть, и навсегда останется таким, то есть в
смерти.
Итак,
вошедши внутрь, утвердись в зрении духовного мира и начинай возгревать
деятельность жизни духовной, или переходи сначала к помышлению, чтобы потом
возыметь и в чувстве показанные состояния, — все это есть спасенное устроение
ума и сердца. Существенное и неизбежное приготовление к сему суть
внутрь-пребывание и зрение духовного мира. Первое вводит, а последнее
поставляет человека в некоторой духовной атмосфере, благоприятствующей горению
жизни. Потому, можно сказать, только производи эти два приготовительные делания
— и последнее пойдет само собою. Жалуются часто: ожестело сердце... Не дивно.
Не собирается внутрь и не навык тому, не установляется, где должно, и не знает
сердечного места, — как же быть исправной жизнедеятельности? Это — то же, что
сдвинуть сердце с места и требовать жизни. Кто воздвигнет веру, зрящую мир
духовный, и себя в нем, тот не может не прийти в тревожное состояние, не
размягчиться, а когда это есть, то после не так трудно печатлеть и другие
чувства.
В
пособие для сего, так же как и в зрении духовного мира, берут места Писания,
кратко и сильно выражающие то или другое состояние, например: пощади Твое
создание, Владыко; возсмердеша и согниша раны моя... (Пс. 37, 6); аще
Сына Своего не пощаде... (Рим. 8, 32); имиже веси судьбами, спаси мя...
и прочее, — и действуют ими, часто повторяя одно и то же до напечатления.
Не
всякое всегда легко чувство, но иногда одно, а иногда другое, и пользоваться
должно такими предрасположениями для скорейшего стяжания сих чувств. Оно легко
открывается во время утреннее или должно так делать, чтобы в это время
открылось, дабы потом целый день быть с ним. Разверзи сердце и совершай
молитвование, и что подвигнется в сердце, при том неотступно и будь вниманием.
Облеки это чувство Писанием и повторяй его. Действуя так, будешь все в чувстве
и скоро навыкнешь деланию духовному. Должно, впрочем, помнить, что не всегда
полезно ожидать предрасположения: иногда должно действовать, хотя ничего нет на
душе, а иногда, когда есть одно, надобно вытеснить его другими, ибо, судя по
состоянию духа, иногда надобно наклониться на одно, а иногда преимущественно на
другое чувство. Само собою, что это будет самое счастливое строение духа, если
кто может все их проходить разом. Такое совершенство духовной жизнедеятельности
должно поставить целью и искать его. Для того всякий раз, когда становится кто
на молитву, по собрании внутрь и вступлении в мир духовный, начинать
воспроизводить их по порядку, одно за другим, сначала хоть в помышлениях, пока
даст Господь и в чувствах. Хорошо для этого избрать какую-либо молитву, в
которой были бы они все, затвердить и перечитывать часто со вниманием. Молитв
множество в Псалтири, и всякий может найти по себе, ибо не для всякого одна
молитва. Они кратко содержатся в двенадцати дневных и двенадцати ночных
прошениях святого Златоуста. Но то несомненно, что нет надежнейшего средства к
их напечатлению, как пребывание в церкви на богослужении.
Как
эти чувства способствуют горению духа ревности, очевидно само собою: будь хоть
одно, и он уже теплится, потому что каждое из них входит в его состав и имеет в
нем свою частичку. Дух ревности прост и единичен, но всеобъемлющ. Начальным
чувством всегда должен быть страх Божий, а заключительным — самоуничиженное
предание себя в волю Божию, благую, нас спасающую. Первое выносится из зрения
духовного мира, последнее же рождается из всех последующих по вере. Впрочем,
какие чувства из каких и как вырождаются, определить нет возможности, — у
всякого это бывает своим образом. Оттого у святых отцов и разные на то
указания, или разные объяснения. Большею же частью они предлагаются в
раздробленных наставлениях: имей страх Божий, вся вмени уметы (все почитай за
сор —Ред.), не люби мира, имей себя под всеми и во всем себя осуждай,
зри грехи свои, к Богу единому прибегай. Совокупность всех — в болезненном, со
страхом Божиим, припадании к Богу с словами: «Господи, имиже веси судьбами,
спаси мя, я же буду трудиться по силе». Тут — все. Кто навыкнет поставлять себя
в духе в такое чувство, тот имеет готовое и безопасное пристанище.
Быть
в каком-нибудь чувстве очень многозначительно в духовной жизни. В ком есть оно,
тот уже — внутрь себя у сердца, ибо мы всегда вниманием в действующей части, и
если это сердце, то — в сердце. Кто внутрь себя, тому и мир духовный открыт.
Отсюда видно, что как внутрь-пребывание, с зрением иного мира, есть условие к
возгреванию духовных чувств, так и обратно — последние предполагают первые и
своим рождением вызывают их. Совокупным же взаимодействием тех и других спеется
духовная жизнь. Кто в чувстве, того дух связан и привязан, а у кого нет его,
тот парит. Потому, чтоб успешнее пребывать внутрь, спеши до чувства, хотя тоже
чрез напряженное самовнедрение. Оттого кто хочет остаться с одним собиранием
умовым, тот трудится напрасно: одна минута — и все разлетается. Не дивно после
сего, что ученые, при всем образовании, непрестанно мечтают: это — оттого, что
работают одною головою.
Нет
нужды в частности излагать правила и свойства каждого чувства — это должно быть
предметом частных наставлений, размышлений, чтений. У святых отцов они большею
частию излагаются отрывочно, в виде изречений. Главное, чего они искали и что
советовали, это понять духовное строение и уметь держать его. Кто достигнет
сего, тому остается одно правило: будь внутрь, имей тайное поучение в сердце.
Тайным поучением они называли зрение какого-нибудь предмета из духовного мира
или возбуждение духовного чувства посредством какого-либо слова Священного
Писания, или слова отеческого, или молитвенного. Так у них: поучайся в памяти
Божией, в памяти смертной, в памяти грехов, самоукорении, то есть сознай сей
предмет и говори о нем внутрь безпрестанно, например: Камо пойду? (Пс.
138, 7) или: червь, а не человек (Пс. 21, 7). Это и подобное, во
внимании и чувстве творимое, есть тайное поучение.
Отсюда
следует, что сокращенно все способы или приемы к возгреванию и содержанию духа
ревности можно сократить так: вслед за пробуждением войди в себя, стань в место
свое у сердца, пройди всю жизненную деятельность духовную и, остановившись на
одном чем-нибудь, будь в нем неисходно. Или еще короче: соберись и твори в
сердце тайное поучение.
Этим
средством, при помощи благодати Господней, дух ревности, в истинном его
строении, будет поддерживатьсяи то теплиться, то пламенеть. И это — внутренним
путем. Надобно знать, что это есть самый прямой путь к устроению спасительному.
Можно все оставить и заняться только этим деланием — и все будет идти успешно.
Напротив того, хоть и все будем делать, но без внимания к сему не будем видеть
плода.
Тот,
кто обращается не внутрь и не к сему духовному деланию, только проволакивает
дело. Правда, делание это чрезвычайно трудно, особенно вначале, но зато прямо и
плодно. Потому священнику руководствующему надлежит как можно скорее вводить
своих питомцев в это делание и утверждать в нем. Можно даже вводить в него
прежде всего внешнего, но всячески совместно с ним, — и не можно только, но и должно.
Это потому, что семя этому деланию положено в обращении, в коем все оно
проходится. Следует только разъяснить его, натолковать, как важно, и
руководствовать. Тогда и внешнее все пойдет охотно, спешно и зрело. Напротив,
без сего оно одно, как гнилые нитки, все будет рваться. Заметь то правило, что
надо не вдруг, а исподволь; оно должно иметь великие ограничения, ибо оно вести
может не к сему внутреннему деланию, в коем существо дела, а ко внешним
правилам. Потому, несмотря даже на то, что есть люди и такие, кои восходят
отвне внутрь, должно остаться неизменным правилом — входить скорее внутрь и
здесь разогревать дух ревности.
Кажется,
простая вещь; но, не узнав о ней, можно долго пропотеть — и все малоплодно. И
это по свойству телесной делательности. Она легче, потому и привлекает;
внутренняя же трудна, потому и отталкивает. Но привязавшийся к первому, как
вещественному, и сам в духе постепенно овеществляется, потому хладеет,
становится неподвижнее и, следовательно, все более и более удаляется от внутреннего.
И выходит, что сначала оставит иной внутреннее, будто до времени созрения, —
придет-де срок, — но после, оглянувшись, находит, что срок пропущен и, вместо
подготовления, он вовсе стал к нему неспособным. Опять и внешнее не должно
оставлять: оно — опора внутреннего, а то и другое должно идти совместно.
Очевидно только, что преимущество — за первым, ибо служить Богу должно духом и
кланяться Ему в духе и истине достоит (надлежит — Ред.). То и другое
должно быть во взаимном подчинении, по достоинству их удельному, без насилий
друг другу и насильственного разделения.
